Глава 21
«Я люблю рок-н-ролл!»
Не успев приехать, я поняла, как все стало меняться.
И хотя на дворе стоял только август 1986 года и до исторического саммита между Рейганом и Горбачевым в Рейкьявике оставалось еще два месяца, я уже чувствовала первое дуновение гласности и перемен. В течение двух предыдущих лет все мои приезды в Россию сопровождались чувством угрозы и тревоги. Теперь же монстра, непрестанно следящего за нами откуда-то из канавы, как будто смыло. Это новое ощущение заставило меня вдруг осознать, насколько я привыкла к тому, что ты никогда не можешь полностью расслабиться, всегда должен думать о том, что говоришь и кто в этот момент рядом с тобой. Интересно, что люди могут приспособиться к такому образу жизни настолько, что практически перестают ощущать напряжение и страх. До сих пор я жила в СССР, повинуясь исключительно инстинкту, всегда пытаясь сообразить, кому я могу доверять и куда я могу пойти. Теперь двери домов и объятья людей стали вдруг для меня открываться.
В последние мои пару визитов – хотя приезжала я по-прежнему в официальную турпоездку, но оставаться могла уже подольше, чем на стандартную неделю, – люди вокруг – от моих ближайших друзей до просто прохожих – казались более свободными и счастливыми, чем когда–либо раньше. Они охотнее вступали в разговор на улице, улыбались, шутили, а кое-кто осмеливался даже открыто смеяться. Это была свобода в максимальном ее проявлении – ведь за свои квартиры, воду, газ, электричество, медицину и многое другое они платили по-прежнему сущие гроши, а то и вовсе ничего. Если бы только такое положение вещей могло сохраниться надолго…
Все мои друзья получили по своему экземпляру Red Wave и были на седьмом небе от счастья. Они почти ничего не знали о том огромном внимании, которое привлек альбом, и жадно сгрудились вокруг огромной кипы привезенных мной газет и журналов. Я отправилась в магазин «Березка», где продавались товары исключительно для иностранцев, накупила сигарет Marlboro, западного алкоголя, еды. Дни и ночи превратились в сплошную непрекращающуюся вечеринку.
На одной из таких вечеринок вместе с Костей, его товарищами по «Алисе», Лешей Вишней, их девушками и женами мы оказались в огромной квартире музыканта из официальной группы «Секрет». Именно тогда я впервые познакомилась с Костиной женой. Комната была набита людьми, едой, напитками и табачным дымом. Я, наверное, была единственным человеком, в зубах у которого не было сигареты. Гремел альбом Боуи Tonight, и пара музыкантов подыгрывали ему на своих гитарах. Костя с завораживающей тигриной грацией двигался в толпе, показывал язык фотокамерам, прокладывал себе путь в параллельную вселенную, где существовали только он и музыка.
Выйдя на улицу, мы оказались с Африкой на Невском проспекте. Был теплый, влажный вечер, на небе стали появляться первые звезды, вдоль улицы на тротуаре продавали арбузы. И вдруг трое шедших нам навстречу парней приветственно подняли сжатые в кулаки руки и прокричали: «Стингрей! Стингрей! Стингрей!»
– Ты плачешь? – рассмеялся циничный Африка, увидев на моем лице смесь восторга и смущения.
– Да нет, это не слезы, это пот, – ответила я, отпихивая его от себя в жаркую тьму.
Для меня не могло быть большей благодарности за мою работу, чем видеть, как много значит для этих молодых ребят признание их кумиров на Западе. Появление Red Wave и то внимание, которое вызвал альбом, были предметом гордости для русских, и уже через несколько недель он продавался на черном рынке за двести долларов!
«Гостей у нас много, люди здесь вечно толпятся. С утра до ночи, дом всегда полон его поклонников», – со смехом говорила мне на очередной вечеринке у Бориса его жена Люда. «Боря-то у нас джентльмен. Никому отказать не может. Даже любовные письма от девиц получает!».
– А ты не удивлен тем, как люди реагируют на тебя и на Red Wave? – спросила я у Бориса.
– Эта музыка – на сто процентов духовная, – он на секунду задумался и прижал к губам бутылку темно-синего стекла. – Ну а теперь она становится психологической диковинкой. Она отражает своего рода духовный поиск, чем рок-музыка, собственно, и занималась с самого начала. – Что бы ни происходило, никто не верил в силу музыки так, как верил в нее Борис.
Даже несмотря на весь свой успех, эти русские думали о вещах глубоких. Эту эмоциональную приверженность жизни я видела не только у музыкантов, но и у их поклонников.
– Я люблю рок-н-ролл! – воскликнул, увидев меня на улице, какой-то парень. От избытка чувств он вцепился мне в рукав куртки и долго не хотел отпускать. – Он вошел в мою жизнь, в мою кровь! – Даже сегодня я ощущаю благоговение и преклонение перед тем, как проницательны были эти русские, как остро они чувствовали.
Празднование успеха альбома вовсе не означало, что мы отказались от насущных дел. Мы с Джуди уже привычно, по-партизански, делали фото и видео, таскаясь за музыкантами и таская их за собой. Мы побывали на одном из самых памятных для меня концертов «Поп-Механики»: проходил он прямо на открытом воздухе, с такой энергией, что уличные фонари просто гудели. В мастерской Тимура шли бесконечные тусовки, а «Аквариум» сыграл великолепный акустический концерт в рок-клубе. В домашней студии Вишни мы с Сергеем работали над написанной нами вместе песней Feeling. Она стала единственной моей песней, большая часть которой была записана в России. Я выделила в ней специальные партии, которые должны были петь мои друзья, и целый день мы провели в студии, записывая искрящиеся звуки курёхинского синтезатора и направляя гитару Юрия и бас Сологуба. Сологуб также сидел за пультом и программировал привезенную мною драм-машину, к которой он привязался, как к собственному ребенку. Там же был и Виктор – он помогал с аранжировками и веселил всех своим озорным взглядом и добрым смехом. Песня практически вся была по-английски, только Сергей спел пару собственных строк по-русски: «Сидел я дома, тихо, спокойно, / Но тут приехали американцы». Для видео лидеры каждой группы пропели свои строчки, а затем мы все вместе танцевали, полные ярких красок и безумия. «Мы сидели дома, тихо, спокойно, – орали они в камеру, – Но тут приехали американцы!».
Сергей пригласил меня принять участие в безумном барабанном концерте, который он устроил в рамках фестиваля в Петропавловской крепости. К тому времени с момента выхода альбома и порожденной им волны внимания прессы прошло уже больше месяца, и я считала, что советские власти, пусть и неохотно, но признали, что ничего дурного в нем нет. Впервые я чувствовала, что все мои проблемы и страхи позади. Концерт проходил на открытом пространстве у стены крепости, тысячи фанов толпились у сцены, стоя в обнимку, сидя друг у друга на коленях и пронизывая сгущающуюся вечернюю тьму бенгальскими огнями и вспышками зажигалок. До этого я ни разу еще не выступала со своими русскими друзьями, но Сергей заверил меня, что никто не обратит внимания на появление одной безумной американки среди двух десятков фриков, составлявших его «Поп-Механику». Стоял прекрасный весенний вечер, случающийся в Ленинграде только раз в году, заходящее солнце освещало раскрашенные в яркие цвета барабаны, какие-то тележки, металлические конструкции и прочий реквизит, собранный Сергеем для этого сумасшествия. Зрители стали собираться задолго до начала и наблюдали всю происходившую на сцене подготовку. Я привезла с собой из Америки столь полюбившийся ребятам гель и втирала его в волосы Сергея и Африки, от чего они стали отливать блеском, как собачья шерсть в ночь полнолуния. Уголком глаза я заметила наблюдавших за происходящим со стены крепости двух милиционеров и вдруг поняла, что вид их не вызывает у меня, как это было раньше, притока адреналина в кровь. Чуть ли не по локоть обмазанной гелем рукой я помахала им, но, как Сергей и предсказывал, они, к счастью, не обратили на меня никакого внимания.