Великий князь Владимир Мономах - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Карпов cтр.№ 16

Страница

(45. Стб. 239―240)

Война эта мало чем отличалась бы от других междоусобных войн XI—XII веков — сколько их было за два столетия! — если бы не отношение Владимира к поверженному Олегу. Ещё не зная, чем завершатся военные действия, он посылает своему врагу письмо, в котором прощает его и, по существу, снимает с него ответственность за смерть сына. («От Бога ему суд пришёл, а не от тебя... Дивно ли, если муж погиб на войне. Так умирали лучшие в роду нашем»). Прислушавшись к призывам другого своего сына — Мстислава, Владимир предлагает Олегу заключить мир, забыв о прежних обидах, обещает вернуть отобранные волости — но лишь при условии, что и сам Олег смирится и оставит свою гордыню:

В этом письме — редчайший случай в истории войн — почти нет политических требований. Только требования, так сказать, нравственного порядка: призывы к человечности, состраданию, христианскому долгу.

И — что тоже встречается нечасто — Владимир оказался верен данному им слову. Прекращение вражды, установление прочного мира с прежним непримиримым врагом он поставил выше сиюминутной выгоды и, как выяснилось позднее, оказался прав.

При посредничестве Мстислава князья заключили перемирие, главным условием которого стало согласие Олега на участие в общекняжеском съезде — то есть именно то, чего прежде безуспешно добивались от него Владимир и Святополк. На этом съезде, собравшемся осенью 1097 года в Любече на Днепре, предстояло решить две главные задачи, стоявшие перед русскими князьями: прекращение усобиц и отражение половецкой угрозы. Выбор Любеча — одного из древнейших городов Руси, — по-видимому, был не случаен. Святополк и Владимир отказались от своего первоначального намерения собрать князей в Киеве, хотя ранее настаивали на этом. Любеч находился в Черниговской земле, то есть был городом Олега. Но ныне Олег был лишён Чернигова, и вопрос о том, кому владеть Черниговской землёй, представлялся едва ли не самым трудным. Вопрос этот напрямую затрагивал и Владимира, и Олега, а потому перенос съезда можно рассматривать, во-первых, как свидетельство того, что инициатива в его созыве перешла от Святополка к Владимиру, а во-вторых, как определённую уступку Олегу.

Знаменитая формула: «кождо да держить отчину свою» — стала основой всего будущего устройства Русской земли. Это был тот самый принцип, который более других отстаивал Олег и против которого поначалу так упорно боролся Владимир. Причём лично для Владимира принятие этого принципа означало, что он мог претендовать лишь на наследие своего отца — Переяславскую землю и исторически «тянувшие» к ней территории Северо-Восточной Руси, прежде всего Ростов и Суздаль. Правда, Владимиру удалось вернуть себе Смоленск, в котором ранее княжил брат Олега Давыд. Но зато он терял всякие права на Чернигов и Муром — и это после победы над Олегом! Более того, теперь Владимир не мог претендовать и на Киев, который был провозглашён «отчиной» Святополка Изяславича.

Означало ли это ущемление интересов Владимира Мономаха? Внешне всё выглядит именно так. Но только в том случае, если иметь в виду его узкокорыстные интересы, то есть если подходить к Мономаху с обычными для князей того времени мерками. Если же учесть, что съезд был созван по инициативе самого Владимира, находившегося к тому же на гребне своих политических и военных успехов, то принятые на нём решения предстают в ином свете. Принцип «отчинности» обосновывался в Любече необходимостью прекращения княжеских усобиц и защитой Русской земли от половецких набегов. Но ведь именно это Владимир и провозглашал в качестве своей главной цели; именно об этом он писал в своём послании Олегу. Казалось, что он нашёл принципиально новый способ решения княжеских конфликтов: не силой оружия, а путём княжеских переговоров, путём созыва общекняжеских съездов и принятия на них совместных решений, скреплённых крестным целованием. И это можно рассматривать как главный политический результат съезда и вместе с тем как успех политики, проводимой Владимиром.

Обратим внимание ещё на одну важную подробность летописного рассказа. И в перечне князей, принявших участие в Любечском съезде, и в перечне княжеских столов имя Мономаха стоит на втором месте; имена же Олега и его братьев следуют после него (причём имя Олега — устойчиво после имени его брата Давыда!). Между тем отец Олега и Давыда Святослав был старше Владимирова отца Всеволода. Соответственно, и Олег и Давыд Святославичи — при обычном счёте родством — должны были превосходить Владимира. Теперь же, после случившихся драматических событий, Владимир «обошёл» своих двоюродных братьев. И это отнюдь не следствие некой тенденциозности летописного рассказа, составленного сторонником Мономаха, как можно было бы подумать. То же самое мы видим и в других летописных известиях, и в свидетельствах источников, которые нельзя заподозрить в какой-либо тенденциозности. Так, имя Мономаха значится на втором месте, после имени Святополка, но ранее имени Олега, в надписи-граффити на стене киевского Софийского собора, сообщающей о мире, заключённом названными князьями на Желяни (близ Киева) 4 декабря неизвестного года — надо полагать, уже после заключения Любечского договора (10. С. 25). А игумен одного из южнорусских (скорее всего, черниговских) монастырей Даниил, совершивший в самом начале XII века паломничество в Святую землю и оставивший подробную повесть об этом («Житие и хожение Даниила, Русской земли игумена»), записал для поминания в Лавре Святого Саввы, одном из главнейших православных монастырей Палестины, имена русских князей — очевидно, в порядке их старшинства. И здесь имя Мономаха значится на втором месте, раньше имён черниговских князей Святославичей:

Страница