— Отдай мне свой макуауитль.
Он покорно отдал оружие, после чего я сказал:
— Ты слышал, как Йайак говорил о нескольких выгодных для него смертях, которые счастливо помогли моему двоюродному брату сделаться юй-текутли Ацтлана. Насколько правдивы были его слова?
Воин закашлялся, явно стараясь потянуть время, после чего промямлил:
— Твой прадед, наш Хранитель Памяти, умер от старости, что вполне естественно, ибо все люди смертны.
— Охотно это допускаю, — отозвался я, — но вот только его кончина не имеет прямого отношения к чудесному обретению Йайаком сана Чтимого Глашатая. Относительно того, что все люди смертны, у меня тоже нет возражений, но предупреждаю тебя, что некоторым случается умереть гораздо раньше, чем другим. Как насчёт прочих смертей? Миксцина, Куиканицин и Каурицина?
— Всё было именно так, как и сказал тебе Йайак, — заверил воин, но глаза его забегали точно так же, как раньше у его вожака. — На твоих дядю и мать напали разбойники...
Закончить фразу он не успел, ибо я одним взмахом обсидианового меча снёс голову ему с плеч, и она вместе с обезглавленным телом плюхнулась в наполненную дождевой водой канаву, рядом с тропой. В следующую паузу между раскатами грома я обратился к воину, шедшему по другую сторону от моего седла. Бедняга таращился на меня со страхом, словно лягушка, на которую вот-вот наступят.
— Как я и говорил, некоторым случается умереть раньше других. И мне очень не хочется понапрасну беспокоить Тлалока, занятого сейчас этой грозой, поскольку я легко могу убивать и сам.
Буря, как будто Тлалок услышал мои слова, начала стихать.
— Итак, что скажешь мне ты?
Воин замялся, но делать было нечего, и он начал говорить:
— Йайак солгал, и Куани, — он указал на обезглавленное тело в канаве, — тоже. Йайакцин расставил посты по всем окраинам Ацтлана, приказав терпеливо дожидаться возвращения Миксцина, его сестры и... и тебя из путешествия в Теночтитлан. Когда эти двое вернулись... в общем... ну... их поджидала засада.
— И кто напал на них из засады? — осведомился я.
— Сам Йайак, конечно. И его ближайший приспешник воин Куани, которого ты только что убил. Ты полностью отомщён, Тенамаксцин!
— Сомневаюсь, — возразил я. — Дело в том, что никому из воинов Сего Мира, даже если бы они трусливо напали из засады, не удалось бы всего вдвоём одолеть моего дядю Миксцина.
Последовал очередной взмах макуауитля. Голова лгуна отлетела в сторону, а обезглавленное тело рухнуло в мокрые кусты. Теперь в живых осталось всего два воина, и я обратился к тому, который шёл слева от меня.
— Я всё ещё жду, когда мне скажут правду. Но, как ты, наверное, заметил, у меня нет привычки ждать долго.
— Я скажу правду, мой господин, целую в этом землю, — залепетал в ужасе очередной прихвостень моего двоюродного братца. — Мы все виноваты. Йайак и мы четверо устроили эту засаду. То есть это мы, все вместе, напали на твоих дядю и мать.
— А как обстояло дело с Каури, которого дядюшка оставил соправителем?
— Ни он, и никто другой в Ацтлане не знал о судьбе Миксцина и Куиканицин. Мы уговорили Каурицина пойти с нами в горы поохотиться на медведя. На самом деле он, проявив мужество и умение, убил медведя копьём. Но мы, в свою очередь, убили Каури, а потом зубами и когтями мёртвого зверя растерзали его тело. Когда мы принесли труп соправителя и тушу убитого медведя домой, его вдова, твоя двоюродная сестра Амейатль, вряд ли могла опровергнуть наш рассказ о том, что в гибели её супруга повинен дикий зверь.
— А что потом? Вы, изменники, подло убили и её?
— Нет-нет, мой господин. Она жива, целую землю в этом. Но живёт в уединении и уже больше не правит Ацтланом.
— Почему? Ведь Амейатль должна была ожидать возвращения своего отца, занимая его место. Зачем было ей отрекаться?
— Кто знает, мой господин? Может быть, из глубокой скорби? Ведь так печально быть вдовой!
— Вздор, — отрезал я. — Да разверзнись перед Амейатцин глубины забвения Миктлана, она бы и тогда не отказалась от исполнения своего долга. Как вам удалось заставить её сделать это? Пыткой? Насилием? Чем?
— На это мог бы ответить тебе только сам Иайак. Именно он, один на один, и убедил её. А ты лишил его возможности говорить. Правда, одно я всё же могу тебе сказать с уверенностью, — заявил вдруг воин весьма надменно и отчётливо фыркнув. — Мой господин Йайакцин никогда бы не стал пятнать себя и насиловать какую-то там женщину или иным образом забавляться с её телом.
Это замечание разъярило меня больше, чем все враки его сообщников. Последовал третий удар обсидианового меча, рассёкший солдата пополам.
Единственный оставшийся в живых воин предусмотрительно отошёл за пределы досягаемости моего оружия, но при этом опасливо смотрел на более уже не дождливое, но по-прежнему зловещее хмурое небо.
— Хорошо, что тебе хватило ума не удариться в бегство, — сказал я ему. — Стрелы Тлалока разят на куда большем расстоянии, чем моя рука. Я пощажу тебя, во всяком случае до поры до времени. Но с определённой целью...
— С целью? — прохрипел он. — С какой целью, мой господин?
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всём, что произошло в Ацтлане за все годы моего отсутствия.
— Аййо, всё до мельчайших подробностей, мой господин! — с готовностью откликнулся он. — Целую в этом землю. С чего мне начать?
— Я уже знаю, что Йайак завёл дружбу и вступил в тайный сговор с белыми людьми. Так что первым делом скажи, есть ли в нашем городе или в пределах наших владений какие-нибудь испанцы?
— Ни одного, владыка, ни в городе, ни на наших землях. Сами мы, Йайак и его личная стража, что правда то правда, частенько наведывались в Компостелью, однако никто из белых людей оттуда к нам на север не приходил. Испанский губернатор поклялся Йайаку, что тот сможет беспрепятственно править Ацтланом при условии, что будет пресекать любые попытки совершать набеги на его владения.
— Иными словами, — сказал я, — Йайак согласился сражаться против своих сородичей, исконных жителей Сего Мира, на стороне белых людей. И что, дело действительно доходило до кровопролития?
— Да, — ответил воин, стараясь принять при этом огорчённый вид. — Два или три раза Йайак собирал воинов, в личной преданности которых не сомневался, и они... в общем... отбивали охоту у той или иной горстки недовольных, которые двигались на юг, чтобы побеспокоить испанцев.
— Когда ты говоришь о преданных воинах, у меня создаётся впечатление, будто далеко не все воины и жители Ацтлана были в восторге от того, что Йайак стал их юй-текутли.
— Это так. Большинство ацтеков — да и мешикатль — предпочли бы, чтобы ими правили Амейатцин и её супруг. Они пришли в уныние, когда госпожу Амейатль лишили власти, а больше всего, конечно, обрадовались бы возвращению Миксцина. Его по-прежнему ждут, даже спустя все эти годы.