Осень ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 55

— Но, падре Васко, — обратился я к нему с вопросом, — какое применение могут найти здешние поселенцы таким вещам, как гитары? Эразмо, с которым я побеседовал, понятия не имеет, как играть на этом инструменте.

— Какое применение? Сын мой, мы продаём их купцам из Мехико. И гитары, и другие изделия искусных мастеров порой приобретают перекупщики, сбывающие их даже в Европе! Мы выручаем хорошие деньги. Плоды трудов наших земледельцев и скотоводов тоже находят сбыт. Некую толику вырученных денег я делю поровну между семьями поселенцев, хотя большая часть наших доходов тратится на новые инструменты, семена, племенной скот — всё, что улучшает Утопию и приносит выгоду ей в целом.

— Всё это представляется мне весьма разумным и похвальным, падре, — промолвил я, ничуть не покривив душой. — Особенно если учесть, что, как сказал мне Эразмо, ты не заставляешь людей работать в поте лица, подобно рабам.

— Господь свидетель, конечно же нет! — воскликнул он. — Я видел ужасные работные дома в Мехико и других местах. Может быть, наши поселенцы и относятся к низшей расе, но они человеческие существа. А теперь они ещё и христиане, и никто не вправе считать их лишёнными бессмертной души животными. У нас в Утопии заведено, что люди работают на общину всего по шесть часов в сутки, шесть дней в неделю. Воскресенье, разумеется, отводится для молитв и посещения храма. Всё остальное время люди вольны проводить по своему усмотрению. Ухаживать за своими садами, заниматься личными делами, собираться вместе и веселиться. Будь я лицемером, я бы сказал, что не приемлю угнетения и тиранства лишь потому, что это не совместимо с христианской моралью. Но, по правде сказать, здесь есть и прямая выгода: мои люди работают старательнее и прилежнее, чем подгоняемые плетью рабы или узники работных домов.

— Эразмо сказал мне также, что ты принимаешь на поселение в Утопию только уже состоящих в браке мужчин и женщин, — заметили. — Но разве мужчины, не связанные узами брака и не обременённые семьёй, не работали бы ещё лучше?

Падре выглядел слегка смущённым:

— Что ж, Хуан, тут ты затронул весьма щекотливую тему. Хотя мы вовсе не ставим целью воссоздать здесь Эдем, однако нам приходится принимать во внимание и Еву, и змея-искусителя. Или, наверное, лучше сказать, Еву-искусительницу.

— Аййа, прости, что спросил об этом, падре. Ты, должно быть, имеешь в виду женщин пуремпеча?

— Именно так. Лишившись собственных мужчин и узнав, что в Утопии таковых, причём молодых и крепких, немало, они стали частенько наведываться к нам, чтобы искушать наших мужчин выступить — как бы это сказать? — в качестве племенных жеребцов. Когда мы только поселились здесь, эти женщины с самого начала вели себя совершенно разнузданно, да и по сей день нередко заявляются сюда с приставаниями. Боюсь, что даже семейным мужчинам трудно — всегда — устоять перед этим соблазном, но я уверен, что ввести в грех холостых гораздо легче. А такой разврат может привести к разрушению Утопии.

— По моему мнению, падре Васко, — одобрительно сказал я, — у тебя здесь всё как следует продумано и основано на весьма разумных началах. Я буду рад доложить об этом нотариусу епископа де Сумарраги.

— Сын мой Хуан, никогда не полагайся на одни лишь ничем не подкреплённые слова. Обойди всё озеро. Побывай в каждой деревне. Проводник тебе не потребуется, да мне бы и не хотелось, чтобы ты вообразил, будто тебе стараются показать всё только с лучшей стороны. Ступай один и посмотри, как обстоят дела на самом деле, без прикрас. А вот когда вернёшься, я буду рад, если ты сможешь повторить слова, изречённые некогда святым Диего: «Не одна лишь вера оправдывает человека, но и праведные труды».

Итак, я, останавливаясь в каждой деревне самое меньшее на ночь, двинулся вдоль берега на запад, а потом на север, восток и юг, пока не обошёл всё Большое Тростниковое озеро и не вернулся снова в то поселение, которое посетил первым: Сан-Маркос Чурицио, где проживал Эразмо Мартир.

Этот поход убедил меня в правдивости слов падре Васко: люди по берегам озера жили дружно, мирно, в благоденствии и веселье, а потому, естественно, были вполне довольны своей участью. И они действительно совершенствовались в древних ремёслах пуремпеча. Жители одной деревни изготовляли изысканных форм чеканную медную посуду: блюда, тарелки и кувшины. В соседней тоже делали кухонную утварь, но глиняную, причём такую, какой не встретишь в других местах. Глина приобретала чёрный цвет и особый блеск благодаря добавлению в замес свинцового порошка. Была деревня, специализировавшаяся на прославленных лакированных изделиях пуремпеча: подносах, столах, огромных складных ширмах, сверкающий чёрный фон которых оттенял роспись золотом и другими ярчайшими цветами. Рядом плели коврики, циновки и корзины из озёрного тростника, и я не мог не признать, что корзины эти превосходили даже изделия покойной Ситлали. Ещё в одной деревне изготавливали изысканные украшения из серебряной проволоки, в другой — поделки из янтаря, в третьей — из перламутровых раковин. И так было повсюду. Между деревнями и вокруг них расстилались возделанные поля, где наряду с более привычными нам культурами, такими как маис и бобы, выращивали сахарный тростник и сладкую траву под названием «сорго». Все поля были ухожены и плодоносили гораздо лучше, чем в прежние времена, когда земледельцы не были знакомы с завезёнными испанцами сельскохозяйственными орудиями и различными способами возделывания земли.

Невозможно было отрицать: эти поселенцы мешикатль действительно много выигрывали от сотрудничества с испанцами. Я невольно задался вопросом: могут ли блага их и впрямь процветающей и весьма привлекательной Утопии перевесить страдания и муки таких же мешикатль, заточенных в каторжные работные дома? И решил, что нет, ибо страдальцев насчитывалось несравненно больше, чем счастливцев. Наверняка были где-то и другие белые люди, которые, подобно падре Васко де Куироге, воспринимали слово «христианство» в значении «любовь и доброта». Но я знал, что их гораздо меньше, чем злобных, алчных, лживых, холодных сердцем белых людей, точно так же именовавших себя верующими христианами и даже являвшихся священниками.

Впрочем, признаюсь, что в то время я и сам был столь же лжив, как любой белый человек, ибо обходил деревни Утопии вовсе не для того, чтобы порадоваться успехам поселенцев и подготовить соответствующий доклад, а лишь в поисках тех, кто был бы готов присоединиться к задуманному мною мятежу. Каждому деревенскому кузнецу, работавшему с металлами, я показывал свою аркебузу и спрашивал, может ли он изготовить копию такой штуковины? Все они, конечно, узнавали гром-палку и рассыпались в похвалах мешикатль, который её смастерил. Но все единодушно заявляли, что, даже возникни у них желание повторить деяние талантливого мастера, это всё равно невозможно без необходимых инструментов. Что же касается моего вопроса, готовы ли они принять участие в восстании, то все отвечали одно и то же — точь-в-точь как Эразмо Мартир, которого я спросил последним.

— Нет, — твёрдо заявил он.

Мы сидели рядышком на скамейке у дверей его дома. Деталей гитары на сей раз нигде видно не было.