— Интересно, — сказал я, хотя вовсе не находил это таковым. — Но какое отношение всё это имеет к нам, живущим здесь?
— Помимо прочих указаний Папа Павел предписал каждому диоцезу строжайше экономить расходы. Это значит, что мы не сможем теперь позволить себе даже столь незначительного «излишества», как оплата твоей работы. Кроме того, в обращении к епископу Сумарраге новый Папа особо поднял вопрос о том, что он именует «расточительством золота и серебра на безделушки». Согласно его повелению, все драгоценные металлы, приобретённые церковью здесь, в Новой Испании, будут распределены между менее удачливыми епископатами. Во всяком случае, так он выразился.
— Ты ему не веришь?
Алонсо тяжело вздохнул.
— Увы, то, что я знаю о личной жизни этого человека, не располагает к доверию. Тем не менее мне кажется, что Папа Павел вознамерился, как и король, получать свою «пятину» из сокровищ Новой Испании. Так или иначе, Почотлю придётся прекратить свои изумительные ювелирные работы, а тебе покончить с переводами.
Я улыбнулся нотариусу.
— Куатль Алонсо, мы с тобой оба знаем, что долгое время ты — из чистого сострадания — попросту придумывал для меня работу. Спасибо тебе за это. Мне удалось сделать некоторые сбережения, и будем надеяться, что вдова и сирота, которых я поддерживаю, не слишком пострадают из-за того, что я оставлю эту должность.
— Мне жаль, что ты уходишь, Хуан Британико, — промолвил нотариус. — Но раз уж так вышло, я настоятельно рекомендую тебе теперь употребить освободившееся время с пользой для души, возобновив занятия с падре Диего.
— Благодарю за заботу, — искренне сказал я, — ты очень добр.
Но никакого обещания Алонсо от меня не услышал.
Он вздохнул и продолжил:
— На прощание мне хотелось бы преподнести тебе небольшой подарок.
Алонсо взял со стола яркий предмет, прижимавший бумаги, и протянул мне.
— Сейчас такая вещица есть у каждого испанца, но это подарил мне тот самый несчастный старый еретик, свидетелями казни которого на площади перед собором нам с тобой довелось быть.
«Аййо! — воскликнул я про себя. — Ну и ну: мой отец сделал этот подарок ему, а теперь он, сам того не зная, отдаёт то немногое, что осталось от отца, сыну».
Я получил от Алонсо круглый, гладко отполированный кристалл, размером примерно с мою ладонь. Среди моих пожитков, надёжно упрятанный, уже хранился другой кристалл, нечаянное наследие отца, но тот представлял собой жёлтый топаз, а этот — прозрачный кварц. К тому же подарок Алонсо отличался по форме: обе его поверхности были закруглены.
— Старик рассказывал, что нашёл такие камни где-то в южных краях и, сделав из них полезные приспособления, ввёл их в обиход своего народа. Теперь эти штуковины (и впрямь очень полезные) широко употребляются испанцами. А вот вы, индейцы, похоже, о них забыли.
— Полезные? — переспросил я. — Что же за польза от этих кристаллов?
— Посмотри.
Алонсо забрал у меня кристалл и поднял так, чтобы на него попадали из окна солнечные лучи. Взяв другой рукой кусок бумаги, он поместил его таким образом, дабы свет, проходя сквозь кристалл, падал на бумагу, и, слегка перемещая камень и листок туда-сюда, добился того, чтобы на бумаге появилась яркая световая точка. Ещё мгновение, и бумага задымилась, а потом, — вот уж поразительно, — появился маленький язычок самого настоящего пламени. Алонсо задул его и отдал мне кристалл.
— Зажигательное стекло, — пояснил он. — Мы ещё называем его линзой. Слово это происходит от латинского lens, что значит «чечевица», а эта штуковина по форме похожа на чечевичное зерно. С её помощью можно разжечь огонь без кремня и кресала, не говоря уж об утомительной процедуре добывания его трением. Разумеется, проделывать это можно, только когда светит солнце. Так или иначе, думаю, эта вещь тебе пригодится.
«Конечно, пригодится, — восторженно подумал я. — Это настоящий подарок богов. Нет — подарок моего отца Микстли, который наверняка обитает сейчас в Тонатиукане. Должно быть, он наблюдает за мной из того загробного мира, видит, как я изо всех сил пытаюсь изготовить порох, — и знает, почему я этим занимаюсь, — и решил облегчить мне задачу. Даже умерший и ныне далёкий от забот смертных, мой отец Микстли наверняка поддерживает моё намерение избавить Сей Мир от чужеземных господ. И таким образом он дал о себе знать, несмотря на запредельное расстояние, разделяющее миры живых и мёртвых».
Разумеется, делиться этими соображениями с Алонсо де Молиной я не стал.
— Большое тебе спасибо, — сказал я ему. — Всякий раз, когда мне случится использовать эту линзу, я буду вспоминать тебя.
На этом мы с ним распрощались.
* * *
Для Почотля отстранение от работы в соборе отнюдь не стало ударом. Получая там неплохое жалованье, он распорядился деньгами с умом, выстроив для себя более чем приличный дом и мастерскую в одной из лучших частей города, практически уже не в туземном квартале, а на самой границе Траза, где жили испанцы. Что и неудивительно, ибо утварь, которую мастер изготовлял для собора, вызывала у испанцев такое восхищение и принесла ему такую славу, что теперь у Почотля было полным-полно частных заказов.
— Белые люди начали подражать нам в стремлении к культуре, изяществу и хорошему вкусу, — сказал он. — Ты заметил, Тенамакстли? Они теперь даже пахнут не так скверно, как раньше. У них появилась привычка мыться, пусть даже не так старательно и часто, как это делаем мы. А главное, они научились ценить ювелирные изделия того типа, какие я всегда делал — несравненно более утончённые и искусные, чем поделки их собственных неумелых мастеров. Так что теперь испанцы приносят мне золото, серебро, драгоценные камни, говорят, что им нужно — ожерелье, там, перстень или рукоять меча, — а форму и узор оставляют на моё усмотрение. И что же — не было ещё ни одного, кто не пришёл бы в восторг от результатов и не выложил мне за работу изрядную сумму. И хотя я всякий раз оставляю себе самую малость выданного для работы металла, ещё никто не поставил мне это в укор.
— Очень рад твоему успеху, — сказал я. — И со своей стороны надеюсь, что у тебя остаётся немного свободного времени для...
— Аййо, да. Аркебуза почти готова. Я закончил работу с металлическими частями, и теперь мне осталось лишь приладить их как следует к деревянному ложу. Удивительно, но на последнем этапе работы мне помогло то, что меня выгнали из собора. Епископ приказал мне освободить мастерские и выставил возле них караул, чтобы я не прихватил с собой что-нибудь из церковного имущества. Уносить я ничего и не пытался, зато, воспользовавшись случаем, присмотрелся к оружию солдат вблизи, и теперь уж точно знаю, что там к чему. Ну а как твои успехи по части пороха?
Опыты с поджиганием различных составов и смесей казались бесконечными, и я не вижу смысла в том, чтобы описывать следовавшие одна за другой досадные неудачи. Скажу лишь, что в конце концов я всё-таки добился успеха, составив смесь, две трети которой составляла селитра, а одну треть — сера пополам с древесным углём.