Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мовчан cтр.№ 50

Приоритеты очевидны: кризис на Украине интересен настолько, насколько кто-то может получить «гешефт», а его разрешение не стоит и небольших убытков. Да, «украинским вопросом» занимаются даже руководители европейских стран. Как, впрочем, и сирийским. Да, Меркель только что была в Москве. Правда, сам Ху Цзиньтао лично посещал Судан. Значит ли это, что Судан стал центром мировой политики?

Неудивительно, что, поддавшись на регрессивную тенденцию к компенсации своего страха на психологическом, а не на физическом уровне, мы не добиваемся поставленной цели — не приобретаем реальной значимости. Наоборот, мы не можем не замечать, что мы ее теряем — вместе с торговыми связями, иностранными капиталами, членствами в международных организациях. Мы чувствуем себя все хуже, а мания величия начинает переходить в геростратизм — стремление причинять вред окружающим, чтобы доказать свою значимость. Но и геростратизм наш трудно удовлетворить. Явно недостаточно разжечь региональный конфликт для того, чтобы не только остаться в истории, а даже мелькнуть в ней. Наше ядерное оружие (последний аргумент в пользу собственной значимости) пугает не больше, чем история о «супервулкане» или столкновении с астероидом — с той разницей, что от супервулкана или астероида человечество в ближайшие 100 лет не найдет защиты, а эффективные средства защиты от межконтинентальных ракет, похоже, будут у США и Китая уже лет через 10–20. Ядерной кнопкой в сочетании с коррупцией, мракобесием и конфликтами на границах нам никого не удивить — вот, например, Пакистан уже давно в этом состоянии, и что — сильно мы волнуемся по поводу Пакистана? Нам не избавиться от незащищенности и страха, демонстрируя пролетающему мимо поезду мирового прогресса с насыпи голый зад и даже кидая в него камни. Будет только хуже. Если мы хотим достичь реального ощущения стабильности и успешности, а не болезненной галлюцинации, сменяющейся тяжким похмельем, нам надо меняться самим.

Хорошая новость состоит в том, что не только прогресс способствует снижению эгоцентризма. Есть и обратная зависимость. Три самые успешные страны второй половины XX века — Япония, Германия и Израиль — созданы нациями, которые начинали в полной уверенности в своем величии и центральной роли в истории, пережили катастрофу, но сумели ее принять и ощутить себя ничтожными, нуждающимися в помощи извне и создании совершенно новых парадигм. Турция в XX веке начала возрождение с принятия латинского алфавита, «выбросив на помойку» символ османской самости. Польша после веков, в течение которых ее разрывали на части Европа и Россия, начала свое возрождение с сознательного решения о присоединении к неславянскому союзу.

Мы все еще живем в модели, центр которой — мы сами. Но в реальности Россия — это небольшая, по экономическим и социальным меркам (1,5 % мирового ВВП, 2 % населения), страна на периферии социальной галактики. Мы любим говорить, что мы — самая большая страна по площади, но это лукавство: 60 % нашей территории непригодно для жизни, а половина оставшейся очень плохо освоена, и вряд ли имеет смысл ее осваивать — нашего населения совершенно для этого недостаточно. 90 % ВВП России производится на площади, равной площади Эфиопии. Территория — наша проблема, ее увеличение — худшая из возможных идей.

Мы любим кичиться своей культурой, но ее расцвет пришелся на XIX век, а сегодня большинство из немногих русских деятелей культуры живет или проводит большую часть жизни за границей. Мы говорим про российскую науку, но думаем про науку советскую. Российской науки практически не существует — достаточно посчитать количество зарубежных публикаций и престижных премий. В 2013 году российские ученые в области медицины опубликовали меньше материалов, чем, например, ирландские или новозеландские, и столько же, сколько египетские — в 60 раз меньше, чем ученые США. В области техники Россия сравнима по публикациям с Малайзией, и в 25 раз меньше, чем США. В области кибернетики русские ученые сделали столько же публикаций, сколько чешские, и в 20 раз меньше, чем США. Всего за 2013 год у России объем публикаций сравним ^[27] с Тайванем и Ираном, на 20 % ниже Бразилии, в 4 раза меньше Великобритании, в 12 раз — Китая, в 16 раз — США.

Мы вспоминаем про кровавые победы предков, но не готовы обеспечить последним живым ветеранам сносную жизнь. В то же время мы не победили ни в одном конфликте за последние 70 лет — даже маленькую, лишенную внешней поддержки Чечню пришлось «замирять» деньгами. Мы явно все более отстаем от ведущих мировых военных сил в части обороноспособности, а технологическая самоизоляция ведет к необратимости этого отставания — с 1991 года в России не сделано ни одной крупной разработки в военной области. Флагманский российский танк Т-90 разработан в конце 1980-х. Флагман гаубичной бронетехники «Мста-С» производится с 1983 года. Новый флагман авиации Су-35, которых в войсках пока всего пара десятков штук, на самом деле стал модернизацией Су-27 (без смены поколения), эксплуатирующегося с 1985 года. Гордость ВМФ — подводная лодка «Ясень», которая существует в единственном экземпляре, — разработана до 1992 года. Ракета «Булава», о которой говорят как о прорыве, сделанном в конце 1990-х годов, по состоянию на сегодня успешно взлетает в 50 % пусков и еще не принята на вооружение, но известно, что она имеет характеристики, близкие к ракете «Трайдент I» (1977 года разработки). Список можно продолжать.

Наконец, мы гордимся зарытым в земле изобилием природных ископаемых, забывая, что их добывает 1 % населения, а все остальные заняты в услугах и торговле — продавая природные ресурсы и закупая импорт. Россия, как и 1000 лет назад, — торговая страна (доля торговли в ВВП почти в 2 раза выше, чем в США), и, загоняя себя сегодня в изоляцию, мы лишаемся в перспективе единственного бизнеса, в котором только и имеем конкурентное преимущество перед другими странами.

Чтобы выйти из замкнутого круга, нам надо признать реальность. В этой реальности мы — как страна, как народ, как территория — нуждаемся в максимальной открытости, самом высоком уровне взаимодействия с внешним миром, колоссальном притоке иммигрантов и иностранных капиталов, существенном усилении роли «чуждых» сегодня парадигм, верований, привычек и моделей. Мы должны быть гибкими, приветливыми и достойными доверия; мы должны не отвергать, а подсматривать и копировать. Мы должны не угрожать, а создавать комфорт. Мы должны развивать не эгоцентризм, а эмпатию.

Но, чтобы российский человек был готов признать реальность, нам надо повысить его уровень защищенности. Изменения во всех странах, участвовавших в прорыве XX века, начинались с существенного повышения эффективности судебной системы (доступность, компетентность и независимость суда), увеличения ответственности за преступления против личности, исключения возможности преследования за убеждения и неотъемлемые свойства человека (национальность, пол, сексуальная ориентация и прочее) и, конечно, принципиального улучшения базового социального обеспечения.

Только снижение уровня страха — за счет эволюции системы в сторону лучшего правосудия и социального обеспечения — двигает страну вперед. Те, кто с замиранием сердца ждет, что в результате сегодняшнего безумия Россию постигнет катастрофа и, пройдя через катарсис, она воскреснет к новой жизни, мало отличаются от пропагандистов мании величия. Во-первых, социальные катастрофы несут такой вал горя и страдания, что никакие последующие воскрешения их не стоят. Во-вторых, катастрофы ничего не гарантируют — Россия только в ХХ веке пережила их минимум две и сегодня вернулась фактически на век назад.