Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мовчан cтр.№ 49

По мере того, как человек развивался, ощущение непредсказуемости мира снижалось — и параллельно снижалась эгоцентричность представлений о нем. География расширяла границы, сокращая сравнительный размер индивидуального мирка; астрономия раздвигала границы Вселенной, уменьшая размер Земли; торговля и войны приносили сведения о новых цивилизациях, снижая ощущение собственной исключительности и всесилия.

Прогресс толкал этот процесс вперед, а религиозные институты — назад. Если вынести за скобки религиозные распри на экономической почве, то самыми страшными врагами религии были не те, кто подвергал сомнению догматы, а те, кто пропагандировал идеи, «принижающие» роль человека в мироздании. Галилей, Джордано Бруно, Спиноза, Коперник или Дарвин подвергались яростному остракизму, но эгоцентрическая парадигма отступала — пали геоцентрическая, а затем гелиоцентрическая системы, теория единственности обитаемого мира, теория креационизма.

XX век для стран развитого мира стал революционным не только в смысле кардинального изменения уровня защищенности человека (социальные лифты и системы пенсионного обеспечения, эффективное хозяйствование, медицина, НТП и прочее превратили катастрофу из повседневности в исключение), но и в части представления человека о мироустройстве, подняв его к высотам сознательного самоуничижения, вплоть до ранее невероятной мысли — о физиологичности интеллекта и возможности его искусственного создания.

В развитом мире не только снизили в сотни раз детскую смертность, ликвидировали голод и свели к минимуму произвол — там лишили человека эксклюзивности, вынесли отношения с Богом в морально-этическую сферу, перестали смотреть на природу как на «наше хозяйство», а на себя — как на царей мира. Люди стали достаточно «великими», чтобы позволить себе признать свою малость, — и именно это изменение сознания позволило гуманизму, толерантности и парадигме эффективного сотрудничества прийти на смену жестокости, нетерпимости и парадигме соперничества.

Но еще есть места, где человек по-прежнему чувствует себя незащищенным, маленьким, беспомощным; он не знает будущего (и даже прошлого), завтра его пугает; там люди не могут доверять друг другу, власть боится своего народа, а народ — власти, и все вместе боятся мира вокруг. Чтобы уравновесить этот страх, они культивируют своего рода манию величия — как делали предки сегодняшних развитых народов в сходном состоянии.

Этот синдром выглядит как уверенность в исключительности — своей, своей страны, своей нации. Уверенность в том, что ты, твоя нация, твоя страна — предмет зависти и агрессии со стороны других. Уверенность в том, что ты знаешь, как надо, поэтому любое другое мнение должно вызывать агрессию, а любые действия других, не соответствующие твоей логике, — желание научить и заставить действовать «как надо». Твердая убежденность, что твои беды — результат враждебных действий внешних сил, а ты сам совершенен и не должен ничего менять и меняться. Уверенность, что весь мир создан для тебя, ты можешь его использовать, если и как тебе это надо. Уверенность в том, что именно через тебя (твой народ, страну) проходят линии мировой судьбы, что весь мир напряженно испытывает к тебе чувства (кто любовь, кто ненависть). Идеологические институты имеют определяющую роль в таком обществе, а сознание является догматично религиозным.

Этот комплекс вполне присутствует в сегодняшней России. Ошибка думать, что все безумия и глупости говорятся и делаются исключительно из злого умысла или идиотизма. Да, и умысел, и идиотизм присутствуют. Но определяющий фактор — высокий (и совершенно непонятный людям в цивилизованных странах) уровень незащищенности и страха. Так перепуганный и страдающий от (кажущегося ему) недостатка любви подросток эпатирует публику и совершает вредные для себя и опасные для окружающих действия в надежде быть замеченным, значимым, контролирующим ситуацию.

Россия не одинока в такой позиции. Более или менее бедные страны, в которых население не защищено, закон — не работает, а перспективы не просматриваются, обладают схожими мировоззренческими комплексами. В Центральной Африке, отсталых уголках Ближнего Востока, на севере Латинской Америки — и не только — рождаются идеи особых путей, великих миссий и священных войн, а акты прибрежного пиратства или, например, массового вовлечения в боевые действия детей сопровождаются провозглашением местных лидеров мессиями и уверенностью, что весь мир затаивает дыхание в ответ на каждое их действие. Нам в России не видны и не слышны эти мессии. Мы изредка с ужасом и отвращением читаем сводки о тамошних вспышках насилия, религиозных жестокостях, геноцидах локального масштаба — и нам невдомек, что авторы этих преступлений претендуют на центральную роль в мироздании: для нас они остаются бандитами из трущоб, в которые лучше не ходить и про которые лучше не думать.

Извне Россия и ее окрестности воспринимаются не так, как изнутри. Для нас (и то далеко не всех) 5000 погибших на Украине — это апокалиптическая новость. А для развитого мира это конец очереди: впереди Франция (погибли свои), Сирия (погибло много), Нигерия (опять много), Ирак — Афганистан (много, и есть свои) и так далее по списку. Логика «Украина — это почти Европа» не работает: в Нью-Йорке трущобы от фешенебельных районов часто отделяет узкая улица, и никто на это не обращает внимания. Развитый мир не сентиментален. С его высот территория бывшего СССР напоминает холодную Африку: большие пространства, малая плотность населения, экспорт только сырья, низкий уровень жизни, национальные государства с пожизненными диктаторами. Да что говорить — в России даже ВВП на душу населения в долларах скоро подойдет к уровню Ботсваны. Конфликт на Украине ничем не примечательнее конфликта в Судане (кто помнит героев суданского конфликта, кто назовет лидера одного из Суданов «мировым злом и угрозой человечеству»?), только жертв существенно меньше. Мариуполь и Малакаль — похоже звучат. И события в них происходят похожие. Вы знаете, где Малакаль и что там творится? Не знаете? Не требуйте от американцев знаний про Мариуполь.

В дни, когда на Украине идут бои, в Думе призывают отменить признание объединения Германии, а с высоких кремлевских трибун кричат о крепости нашего ядерного оружия и скором появлении Wunderwaffe, в США и Европе, когда люди слышат наше «we are from Russia», говорят: «О, вы знаете, на этой неделе в Метрополитен-опера выступает Мариинский театр, Гергиев дирижирует!» Хуже того, многие из них вообще ничего не могут сказать «по поводу». Мой зять в преддверии последней снежной бури в Штатах зашел в Timberland за ботинками. «Вы это на завтра покупаете?» — спросила его девочка типичного нью-йоркского (то есть китайско-ирландского) вида за прилавком. «Не только, там, где я живу, часто снег», — ответил он. «А где вы живете?» — «В России». — «О, это, наверное, где-то на севере…» — мечтательно сказала продавщица.

Это не только позиция простых людей, и пусть высказывания политиков и даже их визиты в Москву нас не обманывают. Серьезный аналитик из США недавно говорил мне: «Ситуация на Украине очень важна, и мы бы сделали больше, если бы могли. Было предложение, например, запретить поставку запчастей от самолетов в Россию, что привело бы к остановке всех гражданских самолетов за два месяца и заставило бы, скорее всего, Россию уступить в какой-то момент, но это вызвало бы проблемы по всей цепочке поставщиков Boeing и могло бы негативно повлиять на его прибыль, чего мы не могли себе позволить».