Кошачьи проделки (сборник)  - читать онлайн книгу. Автор: Дорин Тови cтр.№ 20

В один из дней мы отвезли ее туда. До этого мы сами уже познакомились с Питером и решили, что он ей понравится. Однако когда мы предварительно поехали на племенную ферму, был вечер, и Питер, отведенный в небольшой загон для того, чтобы мы его осмотрели, был единственным животным, которого удалось увидеть. И вот теперь, отперев лошадиный фургон, мы огляделись. Посмотрели на кобыл с жеребятами в паддоке, на жеребцов-однолеток, галопом носящихся по полю, точно Пегасы, на пегих лошадей с белой гривой, надменно разглядывающих нас через изгородь… Чистокровные животные, все как один. Мы почувствовали себя маленькими и незначительными посреди этой компании, выгружая из лошадиного фургона миниатюрного ослика.

Так же почувствовал себя и конюх-ирландец, назначенный взять на себя заботу об Аннабель. «Мне?» – воскликнул он в ужасе, когда конезаводчик, сказав нам, что мы могли бы попробовать прямо сейчас, велел ему отвести Аннабель во двор. «Груму заниматься ослом! – трагически произнес конюх, обращаясь к зевакам, ведя ее через калитку. – Если бы об этом слышали в Ньюмаркете!» – причитал он, когда Питера вывели из стойла.

У Аннабель не было комплекса неполноценности. Мы уже раньше заметили, как она может в нужных случаях напустить на себя полный достоинства вид, вот и сейчас она несомненно вела себя величаво. Она стояла там, как королева. Причем явно глубоко оскорбленная, заключили мы по чопорности ее осанки. «Перед всеми этими людьми!» – говорил неодобрительный угол наклона ее ушей. Все, что делалось там, за кулисами, не имело к ней никакого отношения, гласило отстраненное выражение ее морды.

При таком взгляде на вещи, собственно говоря, ничего и не произошло. Питер был в достаточной степени заинтересован, но никто не может любить ледышку.

«Несколько толстовата, конечно», – прокомментировал конезаводчик, задумчиво тыча ее в живот. Аннабель не пошевельнулась ни на дюйм, но заметила это. Ради самого конезаводчика я надеялась, что он не повернется к ней спиной.

«Мы испытаем ее завтра», – наконец решил он. Так что нам пришлось уехать домой, оставив ее там. Мы ехали, везя за собой опустевший лошадиный фургон и говоря себе, что к выходным она вернется. Но мы ошиблись.

Прошло больше пяти недель, прежде чем мы снова увидели Аннабель. Пять недель, на протяжении которых звонили через день, а конезаводчик докладывал, что ничего не происходит, и мы почти потеряли надежду.

По утверждению знатоков, ослы и пони вступают в период гона с трехнедельными интервалами. «Должно быть, она как раз находилась в этом периоде, когда ее туда привезли, – сказал конезаводчик, – в противном случае Питер бы не заинтересовался». Конечно, она могла в тот момент уже выходить из этого состояния – но как ей удалось пробыть незаинтересованной пять недель, коль скоро Питер был рядом и мог ее возбуждать, оставалось для конезаводчика загадкой.

Нас, однако, это ничуть не удивило. Шеба однажды умудрилась подхватить, как раз с пятинедельным интервалом, инфекцию от Соломона, хотя ветеринар сказал, что по прошествии двадцати одного дня она просто не могла ею заразиться. Из-за этого мы тогда не поехали в отпуск. Наши животные были специалистами по приведению науки в замешательство.

Однако сейчас все уже было в порядке. Аннабель наконец поддалась чарам Питера. «Дважды», – гордо доложил по телефону конезаводчик. Теперь уже не было сомнений. Так что мы привезли ее домой.

Когда мы приехали ее забирать, она гуляла на травке с Питером и Джилли. Между этими тремя возникло крепкое товарищество, основанное, без сомнения, на их общей миниатюрности, и, когда мы ее уводили, двое маленьких шетландцев преданно проводили ее через два больших поля к воротам. Как ни странно, ближе к ней, прямо бок о бок, шла Джилли, как лучшая подружка. Питер, явно мало интересуясь происходящим, тащился сзади, примерно так, как мужчины всего мира сопровождают двух женщин за покупками.

Они смотрели сквозь ворота, как ее загружают в фургон, две маленькие черные фигурки, не больше самой Аннабель. Они продолжали смотреть и когда мы выезжали через двор. Удивительно, как другие животные к ней привязываются, сказали мы. «А что, интересно, думает сама Аннабель?» – задавались мы вопросом.

Что думает Аннабель, стало ясно, когда мы привезли ее домой. На губах у нее несколько дней сохранялась обиженная гримаса. Все, что ей пришлось пережить… – с видом поникшей лилии напоминала она нам всякий раз, как мы с ней заговаривали. Невозможно в ее состоянии, запротестовала она, когда мы попытались провести ее через калитку загона. Неудивительно, оскорбленно фыркнула она, когда мы отпустили комментарий насчет того, насколько тоньше она сейчас.

Все равно было приятно, что она вернулась. Робертсон, который испарился после ее отъезда, вновь вернулся, как рыжий джинн, и уселся собственнически в дверях стойла, хотя при этом со мной явно не разговаривал. Грачи вновь вступили в свои права. Мы подкармливали их и во время ее отсутствия, но когда Аннабель вернулась домой, их как будто стало больше.

– Беременная Долина, – сказала Дженет, мечтательно теребя уши Аннабель за несколько дней до того, как должен был родиться ее собственный ребенок. – Как чудесно, безмятежно.

Совсем другое она заговорила, когда пришла к нам в следующий раз. То было вечером, две недели спустя, и Дженет, оставив Джима присматривать за малышом, забежала поболтать впервые после перерыва.

– Шерри? – спросила я, и Дженет согласилась. Откинувшись в самом большом нашем кресле, она добавила, что чувствует себя чудесно. Сын и наследник дома, в своей колыбельке; она может посидеть здесь, уже наконец не чувствуя себя гиппопотамом, и выпить свой первый за все десять месяцев стаканчик шерри…

В этот момент со двора раздался леденящий душу вопль. «Соломон!» – подумала я, и обычный сонм видений, как фильм, пронесся у меня в голове. Соломон, захваченный на крыше Робертсоном; Соломон, укушенный гадюкой, которую он ошибочно принял за медяницу; Соломон, подвергшийся нападению горностая, с которым встретился и попробовал подраться (при этой мысли я похолодела)…

– Я не могу пойти, – сказала я, потому что коленки мои, как обычно, превратились в желе. Было очевидно, что Дженет тоже не может пойти. Она сидела, словно обратившись в камень, с приподнятым бокалом. Тем временем Чарльз, ринувшись на кухню, крикнул оттуда, что Соломон поймал зайца, и я, с чудесным образом излечившимися коленями, бросилась вслед за Чарльзом посмотреть.

В волнении нескольких последующих минут я забыла про Дженет. Соломон в самом деле принес домой зайца. Зная нашего кота, мы поняли, что он не мог поймать его обычным способом. Позже мы решили, что Соломон, должно быть, упал на него, пока тот спал. Его добыча – молодой, неопытный подросток, вероятнее всего, уснул на склоне холма, а Соломон споткнулся об него, когда неторопливо там прогуливался. Схватив его, когда оба они находились в полубессознательном состоянии, он принес его нам, домой, посмотреть.

Заяц, крича от страха, кругами бегал по кухне, а Соломон восторженно носился за ним, словно гоняя пойманную мышь. Нам давалось понять, что вся его добыча такая крупная и что он, когда угодно, по собственному желанию может загнать такого большого зверя…