— Она же… — Джиад снова закусила губу, едва не ляпнув, что легендарная принцесса, вообще-то, давно умерла.
Ну, мало ли, вдруг Всеядное Жи за бесчисленной сменой поколений этого не заметило?
— Нахалка ты, — добродушно рассмеялось божество щербатым мальчишеским ртом. — Не заметило я, ага. Как же! Да я тогда злое было, как… как не знаю кто! Столько труда пропало! Такой замысел… И не проси, не расскажу. Не положено. Некоторые вещи вы, смертные, должны понимать сами. А я могу только подсказать. Строго говоря, то, что мы вот так с тобой болтаем, это тоже против правил. Но в этой истории уже столько богов отметилось, что пусть только попробуют меня в чем-то упрекнуть…
— Сказать Эргиану, чтобы спросил у Ираэли, — повторила Джиад, чтобы не забыть.
Мысли и вопросы толпились на языке. Почему Жи выбрало ее и Тиарана, чтобы заговорить? Почему пришло во сне, а не наяву, как к жрецу Троих? Что происходит в Акаланте и кто еще из богов к этому причастен? И что им с Алестаром делать? Может ли Жи указать на заговорщиков…
— Могу, но не стану, — покачал головой «рыжик». — У всего есть цена, и поверь, маленькая жрица, мою тебе лучше не платить. Ты хотела знать, что пожелал Тиаран? Смотри!
Он повел рукой, и пространство перед Джиад заволокло золотым туманом, почти сразу дымка рассеялась, и она увидела комнату под водой, где на скромно застеленной кровати сидел бывший верховный жрец. В его руках мелькали какие-то длинные мягкие ленты, и, приглядевшись, Джиад увидела, что Тиаран плетет из водорослей что-то вроде венка. Прервавшись, он оглядел сделанное и торжественно водрузил себе на голову, а потом содрал и принялся рвать на клочья, исказив лицо в беззвучном то ли крике, то ли плаче.
— Его монета до сих пор лежит у моего алтаря, — вздохнуло Жи. — Много лет назад юный честолюбивый жрец, только пришедший в Храм, пожелал власти — и корону. Одно у него было, второе стало его проклятием до конца жизни. Во всем, что попадет в его руки, Тиаран будет видеть корону, всех окружающих — считать своими подданными. Но корона его не обрадует, а от подданных он будет ждать лишь предательства. Я исполняю любые желания, Джиад. Рано или поздно, так или иначе. Очень важное уточнение для тех, кто хочет все и сразу.
Он смотрел предостерегающе, и Джиад кивнула, с трудом отогнав пронизавший ее холод и отведя взгляд от волшебного окна, тут же затянувшегося.
— Я поняла, — сказала она и низко поклонилась. — И благодарю за оказанную помощь. Позволь только спросить, а как же мой салру? Это из-за твоего… благословения он такой смышленый?
— Ну как тебе сказать, — ехидно заулыбалось вечно юное божество. — Можешь быть уверена, копыто грыз он, а не я. И за хвост твоего рыжего ловил тоже он. Когда вы с Алестаром так непочтительно назвали зверюшку, то дали мне… лазейку. Судьба никогда не делает ничего просто так, и я в тот миг поняло, что ее колесо повернулось, и события, случившиеся века назад, наконец получат продолжение и будут завершены. Я смотрел глазами твоего зверя, жил в его теле, радовался… сам себе, в общем. Хотя моя частица есть в каждом живом существе, не всегда удается побыть кем-то определенным. Но ты не беспокойся, я покинул салру, и он остался самим собой. Очень умным и славным созданием даже без моего присутствия. А главное, подсматривать за тобой в постели он точно не будет.
Он снова усмехнулся, глядя на сконфуженную Джиад, и принялся таять в бело-золотой дымке.
— Так что же нам делать? — торопливо крикнула Джиад.
— Что хотите и считаете нужным, — донеслось из облака. — Это самое правильное, что можно сделать в любом случае. Ах да, Жи просил передать, что ему нужно еще копыто! И не одно! Он тоже слышал, что у коровы четыре ноги, но так и не смог найти на той мусорке еще три. Безобразие…
Джиад вынырнула из волшебного марева, не сразу поняв, где находится. Рядом разметался по постели Лилайн, и это было в точности как раньше в лесной хижине. Но вода мягко и плотно обнимала тело, а свет голодной туарры на стене едва рассеивал мрак в комнате. Джиад посмотрела на часы, вчера принесенные по ее просьбе. Два больших стеклянных купола с песком, запаянные и вполне пригодные для жизни под водой. Странно было видеть, как песчинки сыплются в своем крошечном мирке, отмеряя мгновения, складывающиеся в жизнь.
Она перевернула их вчера вечером, и, судя по делениям на стекле, было уже вполне время вставать. Накинув тунику и причесавшись, Джиад сплавала в уборную, а потом заглянула в соседнюю комнатку, где обнаружила крепко спящую служанку.
— Ой, уже утро?! — вскинулась та, моргая и с недоумением глядя на Джиад. — А зачем же вы встали, каи-на? Я вам завтрак сейчас подам!
— Не надо, — сказала Джиад, понимающе глядя на молоденькую иреназе. — Мой гость еще спит, завтрак подашь ему, когда проснется. И скажи, что я вернусь вместе с госпожой Санлией, а если буду занята, она приплывет одна размять ему плечо.
— Слушаюсь, каи-на, — благодарно улыбнулась девчонка, сообразив, что можно еще подремать.
Оставив ее досыпать, Джиад тихонько выплыла в коридор и задумалась. С одной стороны, нужно как можно быстрее передать Эргиану сказанное Всеядным Жи. С другой — вдруг принц еще спит? А она вчера обещала заглянуть к Санлии. Там, кстати, и позавтракать можно, вкуснее суаланки тинкалу во дворце никто не варит.
Решившись, она проплыла до комнаты Санлии и постучала в дверь. Через несколько мгновений та открылась, и Санлия, причесанная и нарядная, с радостной улыбкой поклонилась Джиад, приложив руку к груди.
— Я не слишком рано? — уточнила Джиад.
— О, я давно проснулась, — успокоила ее суаланка. — Прошу вас, каи-на!
В комнате Джиад с удовлетворением увидела, что ее распоряжение исполнено. Здесь появились вещи из прежних покоев Санлии, а ширакка в углу исчезла, ее место заняло изящное подобие туалетного столика со множеством шкатулок и баночек.
— Благодарю за вашу заботу, — снова улыбнулась Санлия, поймав ее взгляд. — Как видите, мне все вернули. Вы уже завтракали?
— Еще нет, — покачала головой Джиад. — И очень надеюсь на вашу тинкалу.
Словно осветившиеся изнутри глаза Санлии стали ей и ответом, и наградой.
— Присядьте, — попросила суаланка и вызвала прислугу, велев: — Завтрак для каи-на Джиад и меня. Тинкалу я сварю сама.
Поставив наполненный сосуд на плитку, она подплыла к столику и, взяв что-то, подала эту вещь Джиад.
— Вот, — сказала просто. — Леавара просила вас передать это тир-на Эргиану, но не называя ее имени.
Джиад с изумлением взглянула на отшлифованную каменную дощечку размером в четыре ладони.
Тонкие линии, высеченные чем-то, неуловимо складывались в узнаваемые черты Эргиана. Лукавая улыбка, прячущаяся в уголках губ, чуть приподнятые с легким удивлением брови… Тонкое, умное и очень красивое лицо. Ничуть не приукрашенное! Лишенное броского совершенства Алестара или миловидности других молодых иреназе, и все-таки… С юношей, изображенным на портрете, хотелось пить горячее вино или тинкалу, проводя вечера в дружеских разговорах. Ему хотелось доверять и улыбаться в ответ. Он был прекрасен той внутренней скрытой красотой, которую трудно разглядеть, но, раз увидев, уже не забудешь. Как и в Джиад когда-то, Леавара увидела в Эргиане то, что было скрыто почти от всех, кроме, может быть, его ближайших друзей. Вот уж поистине зоркость не глаз, а души. Но что там ниже?