Дневник Дейзи Доули - читать онлайн книгу. Автор: Анна Пастернак cтр.№ 60

— Ты чудовищно неотесан и невоспитан, Джейми!

— А ты думаешь, будь я воспитан, это идиотство под кодовым названием «наш брак» удалось бы лучше? — прорычал он, после чего вылетел из кухни и с грохотом заперся в спальне.

Как больно узнать правду. Мне было больно даже теперь, в уютном мирном доме Наташи, когда я осознала, какой одержимой и напряженной была. Во многих отношениях Джейми не ошибался. Какая разница, как сервировать сыр? Да хоть на газетке, хоть на полу, хоть на крышке от унитаза, лишь бы семья была счастлива. Но я была так несчастна и так боялась быть несчастной, что не сказала Джейми: «Знаешь, зря мы поженились — это наша общая ошибка» — а придавала космическое значение мелочам вроде сырной доски. То, что Джейми не положил ломтики бри на кусок фарфора, не разрушило наш брак — точнее, брак-то разрушился, но не из-за этого. А промах Джейми только ускорил процесс разрушения и сделал его очень шумным.

В таком вот подавленном состоянии я вышла к ужину у Саквиллей и как сквозь туман, поглощенная своими сожалениями, смотрела, как общается эта сладкая парочка — давно притершиеся друг к другу супруги. Меня грызла зависть. В отличие от меня Наташа не металась между жадным заискиванием и замкнутой независимостью — она умела держаться с достоинством, потому что быстро усвоила простую истину: кратчайший путь к счастью — благодарно принять свой удел и ценить его, не ропща.

Меня потрясло осознание того, что на эти выходные у Саквиллей я, по сути, стала одним из полностью оплаченных представителей городской элиты. Когда-то я, бывало, насмешничала над добротностью и добродетельностью таких, как Саквилли, — издевалась над тем, что они читают молитву перед каждой трапезой и по воскресеньям ходят в церковь. Однако теперь, когда я сидела рядом с ними и смотрела, как солнечные лучи струятся сквозь церковные витражи, мне было нестерпимо стыдно. Как будто что-то, некогда дорогое, утекло между пальцев и разлилось по полу. Прежние мои взгляды и ценности вдруг показались мне ужасно корыстными и тщеславными. Что хорошего в остром и даже ядовитом уме, если он сделал меня тем, что я есть? Такой яд только жалит ближнего и делает ему больно. И чем это ум лучше доброты? Все равно что спрашивать, чем надменный негодяй-самец лучше верного и постоянного спутника жизни. Может, я наконец повзрослела или просто устала от своих стараний? Так или иначе, я поняла, что рискую стать карикатурой на саму себя. Да, понятно, предполагается, что в двадцать лет ты имеешь полное право устроить из своей жизни кавардак и наделать ошибок, а в тридцать тоже имеешь право время от времени оступаться, но к сорока, если у тебя нет четкой системы ценностей и приоритетов, ты выглядишь просто жалко. Бегать за Майлсом, занятным, обаятельным, но непостоянным Майлсом — это верный способ запороть собственное будущее.

Когда я вернулась из Норфолка, мне позвоцил Макс:

— Дейзи, я не хотел бы тебя донимать, но ждать больше не могу. Мне нужно, чтобы ты решила: мы вместе или нет?

В результате у нас с Максом состоялся длинный, захватывающий телефонный разговор, откровенный, как во сне, — даже не хотелось, чтобы он заканчивался. На вопрос, с которым Макс мне позвонил, я ответила честно: не знаю, потому что боюсь слишком увлечься и завязнуть в отношениях. Если быть вместе означает нежиться на моей постели и разговаривать с ним так откровенно, как я уже привыкла, тогда да, я согласна быть с ним вместе. Если же это подразумевает, что мы будем продвигаться дальше по протоптанной до нас дорожке, ходить на свидания и узнавать друг о друге все больше интимных подробностей, я подпишу свое имя на его визитной карточке. Но если быть вместе — что-то вроде негласного договора, подразумевающего какие-то обязательства и ведущего к чему-то серьезному, — тогда будет лучше, если Макс оставит меня в покое. Лучше для него же.

— Ты хочешь опять выйти замуж? — спросил он.

— По правде сказать, сейчас уже даже не понимаю, — вздохнула я. — Конечно, звучит до глупости по-буддистски, но я так разочаровалась в любви и мои надежды столько раз рушились, что теперь я верю только в могущество настоящего. Нужно жить сегодняшним днем, потому что невозможно изменить прошлое или предугадать будущее. Я стараюсь больше ни за что не цепляться и ни к чему и ни к кому не привязываться, и, среди прочего, это значит, что я стараюсь не питать надежд и не строить планов — такая страховка от разочарований.

— Звучит уныло, — засмеялся Макс. — Ты вообще не позволяешь себе надеяться? Ни на что?

— Ну прямо! — захихикала я. — Лучшая часть меня, буддистская, засыпает рано, а я еще долго лежу без сна и предаюсь мечтам. Конечно, я молюсь о том, чтобы жить и состариться вместе с мужчиной, который умеет быть мужчиной — больше, чем все мои знакомые мужского пола. С таким, который легко и естественно принимает на свои крепкие мужские плечи ответственность — так легко, что слеза прошибает, — знаешь, с такой естественной грацией привычного к ответственности человека.

— Понятно, охотишься за полубогом!

— Да, — подтвердила я, — потому что еще мне нужно, чтобы он умел управляться по хозяйству — умел вкрутить лампочку и все такое… и при этом умел выбрать красивое и не пошлое белье для меня и не промахнуться с размером.

— Отсюда вопрос: стринги или кружевные панталоны?

— Шифоновые трусики.

— Неудивительно, что ты живешь настоящим, — пробурчал Макс. — На тебя не угодишь.

— Ну, разница между мужчиной и женщиной, как известно, в том, что ему-то все равно, какое на ней белье, потому что главная его цель — раздеть ее. А я, стоит мне поцеловать парня, сразу начинаю гадать и изводиться, какие же на нем трусы — боксерские или нет, потому что, если он носит плавки, меня это сразу же оттолкнет.

— Вот уж совершенно не по-буддистски! — заявил Макс. — Мне казалось, главное не упаковка, а содержимое. Скажешь — нет? Я, конечно, подразумеваю, что душа важнее внешности, а не что содержимое трусов важнее их фасона.

Голос его внезапно зазвучал обольстительно — низкий, грудной, бархатистый, намекающий на нечто хулиганское.

— Ладно, барышня-буддистка, открой мне еще какие-нибудь свои просветленные принципы, — продолжал Макс. — Они такие странные, что заводят меня.

— А ты какие хочешь услышать? Практические? Пожалуйста: «Ничто ценное нельзя уничтожить, потому что все, усвоенное тобой, остается при тебе навсегда, и ни одно доброе деяние не пропадает впустую». Или ты хочешь услышать мои личные озарения? Вот: «Я пойму, что встретила настоящую любовь, когда мужчина, с которым я рядом, спросил „о чем ты думаешь?“ и действительно захочет услышать ответ».

— Твои личные соображения нравятся мне больше. Процитируй еще штучки три.

— Только взамен на штучки четыре твоих.

— Договорились, Дейзи.

— Та-ак… — Я помолчала, собираясь с мыслями. — Терпеть не могу в окружающих привычки оставлять чайный пакетик для заварки по второму разу — знаешь, когда он валяется около чайника таким мокрым, сиротливым комочком. Терпеть не могу все тепловатое, поэтому в рот не возьму ни чая, ни кофе, ни супа, если они не горячие, как кипяток. И еще я обожаю осень — до того, что порой у меня от вида осенней листвы слезы на глаза наворачиваются.