– Ждем Эмму Толбот, она должна вернуться с подмогой, – заверила я его. – Но это проклятое место в такой глуши, что задача не из легких. Нам нужно просто держать тебя в тепле и спокойствии, пока не придет помощь.
– Черта с два я буду здесь лежать, – сказал он, попытавшись сесть.
Я уперлась ладонями ему в грудь и аккуратно подтолкнула обратно.
– Прекрати, иначе у тебя снова начнется кровотечение, а ты и так уже вылил на меня достаточно крови для одной ночи.
– Ну хорошо, – сказал он подозрительно смиренным тоном. – Но мне нужно по крайней мере оценить тяжесть ранения.
– Понимаю, – согласилась я. – Скажи, что мне делать.
Следующие несколько минут были не из приятных. Под его руководством я размотала повязку, осторожно, чтобы не задеть уже кое-где затянувшиеся края раны.
– Доставай свою фляжку с агуардиенте, – велел он. Я протянула ее ему, и он хорошенько смочил себе руку. Я в ужасе смотрела, как он ощупывал мокрыми пальцами края раны.
– Глубже, чем мне того хотелось бы, – пробормотал он, сильно побледнев. – Зашить будет сложно. Я не могу… – Он вдруг замолчал и стал делать глубокие вдохи, продолжая трогать висок. – Не могу нащупать осколки разбитой кости. Ты что-нибудь видишь?
Я попыталась успокоиться и заглянула в рану.
– Маленький кусочек, – сказала я ему.
Он протянул мне фляжку.
– Только, пожалуйста, побыстрее.
Я плеснула агуардиенте себе на руку и терла до тех пор, пока не заболели пальцы. Тщательно продезинфецировав пальцы, насколько позволяли обстоятельства, я запустила их в зияющую рану. Как можно осторожнее подцепила осколок раздробленной кости и вытянула его. Я показала его Стокеру, а он прикрыл глаза в знак одобрения.
– Умница, – пробормотал он.
– Что мне с ним делать? – спросила я, глядя на кусочек белой кости на своей окровавленной руке.
– Сохрани себе на память, – предложил он. – А теперь ты должна промыть рану. Боже, я бы все отдал сейчас за пузырек карболки. Но и агуардиенте тоже сойдет.
– Будет больно, – предупредила я его.
Он приоткрыл глаз.
– Буду утешаться тем, что тебе это приятно.
– Дурак, – ответила я.
Я стала лить агуардиенте тонкой струйкой, так, чтобы жидкость протекала от одного края раны до другого, стараясь очистить ее, насколько возможно. Снова пошла кровь, но почти сразу остановилась, и я завязала ему голову его рубашкой, вывернутой наизнанку, чтобы сделать повязку как можно чище. Он не издал ни звука, пока я возилась с ним, но его руки были сжаты в кулаки и костяшки пальцев побелели, а когда я закончила, он наконец вздохнул и расслабился.
– Я забыл спросить, ты-то ранена? – вдруг заволновался он и снова попытался сесть. Я надавила руками ему на плечи.
– Лежи, идиот, тебе нельзя двигаться. Если дашь мне свой носовой платок, я постараюсь хоть немного протереть тебе лицо.
Он указал на свой карман, и я принялась оттирать ему кровь с лица. Она уже засохла, и толку от этого было мало, но, по крайней мере, мне было чем заняться. Я сняла жакет и, свернув, положила его под голову Стокеру вместо подушки. Я постаралась устроить его поудобнее, и он долго смотрел на вращающиеся фигуры.
– Меня от них тошнит, – сказал он слабым голосом. Я поднялась и пошла на поиски лампы; в кармане у меня нашелся коробок спичек, так что было чем ее зажечь. Когда она хорошо разгорелась, я потушила волшебный фонарь, и пары наконец прекратили свое нескончаемое совокупление. Я вернулась к Стокеру с лампой в руке.
– Что это, черт возьми, такое? – спросил он.
– Гениталии очень здорового молодого мужчины, – ответила я, помахивая перед ним лампой в форме фаллоса.
Он начал смеяться, но его смех быстро превратился в сиплый кашель.
– Не хочу, чтобы это было последним, что я увижу в жизни.
– Но ты не умрешь, – решительно возразила я. – Я запретила тебе умирать.
– Я готов подчиниться, – послушно ответил он.
Однако мне очень не нравился цвет его лица. Он был мертвенно-бледен, даже губы побелели, а дыхание стало очень слабым. Я прикоснулась рукой к его щеке – она была холодной. Во всем был виноват каменный пол, на котором он лежал. Я не сомневалась, что холод от этих камней пробирает Стокера до костей, вытягивая из него все оставшиеся силы. Я снова отошла от него в поисках того, из чего можно было бы соорудить ему постель. Подошла к бархатным шторам, занавешивавшим проход в особняк. Сорвав их руками, дрожавшими от ярости, я взяла их в охапку и вернулась к Стокеру, чтобы устроить ему удобное ложе. Я намеренно избегала смотреть на распростертое на полу тело Оттилии Рамсфорт.
Стокер уже успел задремать и, когда я вернулась, проснулся с большим трудом и с непониманием в глазах.
– Что происходит? – спросил он.
– Ничего, ничего, – успокоила я его. – Просто нужно тебя согреть.
Я сложила бархатные шторы в несколько слоев, оставив свободным один край, чтобы укрыть его. Закончив, я уговорила его лечь на эту подстилку, правда, мне пришлось самой перетащить его, потому что двигаться он уже был не в состоянии. Затем я укрыла его и хорошенько подоткнула со всех сторон, чтобы тепло не уходило, а сама легла рядом с ним, прижавшись к нему покрепче.
Он опять задремал, но вскоре проснулся с чувством ужасной жажды. Я приложила фляжку с остатками агуардиенте к его губам, и он жадно все выпил. Я сомневалась в том, разумно ли подвергать его организм интоксикации, но он уже был настолько слаб, что это вряд ли могло сильно навредить. К тому же я подумала, что это может немного притупить ему боль в виске.
Он вновь закрыл глаза, но уже не заснул. Вместо этого стал выпутываться из бархатного покрывала, бормоча, что ему очень жарко.
– Тебе нельзя мерзнуть, – настаивала я. Я попыталась снова укутать его, но он протестующе застонал и крепко обнял меня.
– Не уходи, – пробормотал он. А я и не собиралась. И он прижал меня к своей груди, как ребенок сжимает в руках любимую игрушку, крепко, но и с некоторым благоговением.
Мне показалось, что сейчас подходящее время для откровений. Он не потерял сознания, лишь дремал, и я решила задать вопрос, во многом для того, чтобы как-то развлечь его, но и из собственного любопытства.
– Стокер, – начала я, – когда к нам приходил Мерривезер, у тебя с языка сорвалась одна фраза… Я даже не уверена, что ты сам это заметил, – мягко сказала я.
Он так долго молчал, что я уж было подумала, что он снова уснул, но наконец его грудь зашевелилась, и я услышала ответ.
– Я заметил. Сразу же, как у меня это слетело с языка.
– «Ты не должен играть с Темплтон-Вейнами, – повторила я его слова. – Им всегда чертовски везет». Им.