– А Эмма Толбот? – спросила я.
Он задумался, в уголках глаз появились морщинки.
– У нее есть определенная привлекательная живость. Этого может быть достаточно.
Я не заметила, как прикусила губу.
– А мы знаем, как она была одета в ночь убийства?
– В черное, – с готовностью ответил он. – По крайней мере, я так предполагаю. Когда я в последний раз ей позировал, пришла Черри, принесла, кажется, единственное вечернее платье Эммы и получила взбучку за то, что оставила на нем утюгом блестящий след.
– Черное, конечно, скроет кровь, – заметила я.
– Так, далее: что могла делать Черри на подобном мероприятии? Она же горничная в Хэвлок-хаусе, а не художница.
– Ее могли попросить помогать тем, кто накрывал на стол, и если она выполняла эту работу, то тоже, конечно, должна была быть в черном, – добавила я, щелкнув пальцами.
– Ну хорошо, пусть эта идея остается. Давай подумаем о мужчинах. Фредерик Хэвлок, – начал он. – Мне он очень нравится в качестве убийцы.
– Снова ты приплетаешь сюда этого очаровательного старика. Ты сошел с ума!
– Очарование – лучшее прикрытие для злодея, – сказал он мне.
– Злодей? Да он же в инвалидном кресле, – сказала я с насмешкой в голосе.
– В инвалидном кресле – да, но не прикован к нему, – поправил он. – Ты собственными глазами видела, что он может обходиться и без кресла.
– С помощью двух тростей!
– И в одной из них несложно спрятать нож. Нет, мне правда очень нравится эта теория.
– Это не теория, это несусветная чушь. Сэр Фредерик слишком слаб для того, чтобы бегать по дому и резать крепких молодых женщин.
– Сейчас, – добавил он. – Но каким он был до последнего удара? Он присутствовал на том вечере и вовсе не в кресле, а нам говорили, что после смерти Артемизии его состояние значительно ухудшилось. Нам никак не узнать наверняка, каким он был до того, как она умерла. Не нужно упускать и того факта, что она была под действием наркотика. Это могло быть на руку не только женщине, но и не слишком крепкому мужчине, – закончил он с удовлетворенным видом.
– Ну хорошо. – Мне не нравилась эта теория, но следовало признать, что она правдоподобна. – Но я не могу вообразить его в качестве злодея, который пришпилил записку с угрозами к нашей двери. Кроме того, – добавила я, постепенно разгорячаясь, – не думаешь же ты, что он сегодня ночью прискачет в Елисейский грот за Луизиными изумрудами. Даже если он замешан в этом деле, у него, конечно, есть сообщник.
– Черт побери, – выругался Стокер, – только я решил, что это хорошая теория. И все же, – добавил он радостно, – он может быть преступным умом. А в таком случае я предлагаю считать Джулиана Гилкриста его марионеткой, учитывая, что его почерком написана записка. Тебе казалось вероятным, что он лишь исполнитель, а не главный заговорщик. Может быть, художник и его покровитель оба замешаны в этом деле?
– Соглашусь с тобой, что Гилкрист хорош на роль исполнителя, но что в таком случае заставляет его подчиняться приказам сэра Фредерика?
Стокер пожал плечами.
– Может быть, сэр Фредерик обещал как-то способствовать его дальнейшей карьере. Или он владеет какой-то компрометирующей информацией на Гилкриста, например, связанной с их развлечениями в гроте, и грозит разгласить ее.
– Ему вряд ли удастся что-то об этом рассказать, не впутав при этом и себя в эту историю, – возразила я.
– Причина не так важна, – ответил он с раздражающим спокойствием. – Что связывает заговорщиков – это уже второстепенный вопрос, главное – что они как-то связаны.
– А если не Гилкрист на побегушках у сэра Фредерика, то это с легкостью может быть Черри или мисс Толбот, – сказала я то, что явно собирался сказать и он сам. – Единственная возможность разобраться в этом – снова проникнуть в Хэвлок-хаус и как следует там порыться. Если найдем там журнал, у нас наконец-то будут какие-то материальные доказательства.
Он вытащил из кармана конверт.
– Это пришло сегодня утром.
– Что это? – спросила я и открыла его. Записка была написана твердой мужской рукой, но, взглянув на подпись, я поняла, что она от Эммы Толбот. Она начиналась без всяких церемоний. «Приходите сегодня мне позировать, прошу вас. Мне отчаянно нужно закончить работу. Если нужно, приводите с собой Спидвелл».
– Какая наглость! – воскликнула я. – Ты все-таки готов снова ей позировать? Даже при подозрении, что она может оказаться убийцей?
– Ну, мне не очень нравится стоять там голым, – сдержанно сказал он, – но это дает нам доступ в дом, и, пока я буду с этой Толбот, ты сможешь сунуть свой нос туда-сюда, может, что-нибудь и разнюхаешь.
Я сглотнула. Мне трудно было описать чувство, поднявшееся во мне в этот момент. Это было похоже на благодарность, но гораздо сильнее. Я ожидала, что он захочет быть на первых ролях, стать главным в этом расследовании. А он оказался готов на такие жертвы: просто сидеть в тени, чтобы помочь мне.
– И давно пришла эта записка? – спросила я, когда мы добрались до дальнего края парка.
– Со второй утренней почтой.
– Ты собирался говорить мне о ней?
– Нет.
Я невесело усмехнулась.
– По крайней мере, честность – одно из твоих достоинств. И что же заставило тебя передумать?
Он остановился и посмотрел на меня так, что у меня перехватило дыхание.
– Я увидел, как обращается с тобой Луиза. Если мы не закончим это дело, ты всегда будешь об этом сожалеть, и не только потому, что твоя семья так обошлась с тобой, но и потому, что нам не удалось спасти Рамсфорта. А я знаю, что может сделать с человеком такой груз. Он разрушает душу, стирает ее в порошок так, что в какой-то момент начинает казаться, что ты превратился в отбросы. Не хочу, чтобы это случилось с тобой, и не допущу этого.
По меркам Стокера это была очень длинная речь, особенно учитывая, что она затронула те стороны его жизни, которых он всегда старался избегать в разговорах со мной. Смутившись, он отвернулся и быстро пошел вниз по улице. Я медленно двинулась вслед за ним, глядя на его широкую спину. Он странный герой, подумала я, но все-таки герой.
Вскоре мы добрались до Хэвлок-хауса. Черри встретила нас и сразу же проводила в студию Эммы Толбот. Художница сидела на нетронутой мраморной глыбе и дымила как паровоз. Увидев нас, она сразу вскочила на ноги и отбросила сигарету.
– Слава богу! – воскликнула она. – Я чуть с ума не сошла!
Она ласково улыбнулась Стокеру и даже со мной поздоровалась вполне сердечно.