«Эх, если бы и остальные уголки этого имения были бы так же хорошо обжиты», – думала я по пути к Бельведеру. По лондонским меркам это была очень большая усадьба, хоть и могла показаться довольно скромной человеку, владеющему тридцатью тысячами акров в Корнуолле. Но просторы, очень удобные для лордов со страстью к коллекционированию всего на свете, требовали также и постоянного ухода, и за этим было крайне сложно следить. Между нашими маленькими домиками и Бельведером располагался стеклянный дом – здание с чугунными литыми перекрытиями наподобие Хрустального дворца. Точнее говоря, это была его модель, построенная самим Джозефом Пакстоном, когда тот трудился над вариантами павильонов для Всемирной выставки. Когда-то он был потрясающей оранжереей для растений и птиц, которые коллекционировал отец нынешнего лорда, но сейчас стал просто бельмом на глазу: разбитых окон больше, чем целых, бурно разросшаяся вокруг здания сорная трава усеяна осколками стекла. Он был скрыт от главного дома зарослями граба, и наш покровитель, вероятно, из года в год просто не вспоминал о нем. Это было очень обидно. Строение являлось чудом современной инженерной мысли: в нем металл и стекло превратились в изящную кружевную конструкцию, неподвластную силе тяжести, парящую, будто хрустальный собор, ловящую и преумножающую любой солнечный луч. По крайней мере, такой она была, с грустью подумала я, до тех пор пока плохая погода и небрежение не сделали с ней своего черного дела. А теперь дом стоял сгорбленный и молчаливый, будто измазанный грязью, в тумане, как бы стыдясь своего изуродованного величия, как куртизанка в оспинах, случайно застигнутая при свете дня.
– Лорд Розморран должен что-то с ним сделать, – проворчала я. – Лучше уж вовсе снести его, а пространство использовать для чего-то более полезного.
– Типа теннисного корта? – с иронией спросил Стокер. Нас объединяло презрение к организованным видам спорта.
– Типа стрельбища, – возразила я. – Мне бы не помешало место, где можно спокойно практиковаться.
– Когда рак на горе свистнет, – ответил Стокер. Вдруг он остановился, а потом так резко дернулся назад, что я врезалась ему в спину – груду мышц, непроходимую, как стена. Собаки, почуяв его настроение, начали крутиться вокруг нас, обнюхивать землю и подвывать.
– Стокер, что случилось, черт возьми?!
Он остановился прямо перед входом в Бельведер, ничего не сказал, но высоко поднял фонарь и кивнул головой в сторону двери. Она была закрыта, так же, как после нашего ухода, но теперь к ней канцелярской кнопкой был прикреплен клочок бумаги.
Стокер оторвал записку и поднял фонарь так, чтобы нам обоим было видно. Это был простой листок писчей бумаги, и на нем жирными и грязными (явно писали плохо чиненным пером) заглавными буквами, почти насквозь продиравшими клочок бумаги, было написано:
ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ЭТОГО —
ИЛИ ТЕБЯ ЖДЕТ ТА ЖЕ УЧАСТЬ
Собаки, до того кружившие около нас и подвывавшие, вдруг сорвались с места и бросились вглубь сада, лая, как свора охотничьих псов, выследивших лису, а от задней стены стеклянного дома отделилась какая-то тень и пустилась бежать, полы черного плаща развевались у нее за спиной, как крылья падшего ангела.
Стокер сразу же помчался вслед за собаками, выхватив нож из голенища сапога. Подобрав юбки и высоко подняв их обеими руками, я побежала за ними, продираясь через живую изгородь и прислушиваясь к лаю собак. Никто из нас не подумал захватить фонарь, и в темноте я обо что-то споткнулась (опять эта несчастная Патриция, заметила я с некоторым негодованием) и упала, а к тому моменту, когда поднялась на ноги, преследование уже закончилось. Стокер вместе с собаками возвращался назад, мокрый от густого тумана и дрожащий от ярости.
– Поймали?
– Ушел, – с горечью ответил он, стягивая с себя промокшие сюртук и жилет. – Пролез в дыру в ограде в восточном углу, где осыпались кирпичи. Все, что мне оставалось делать, – не пускать собак следом.
– Бесполезные создания, – сказала я, запустив их внутрь и выдав каждой по мозговой косточке за труды. – Они могли как минимум добыть нам какую-нибудь зацепку.
Стокер снял рубашку, вытер ею мокрое лицо и сырые волосы и надел обратно.
– Но они добыли, – сказал он, победно улыбнувшись. Он протянул мне лоскуток, дюйм на два, не больше.
– Что это?
Я покрутила тряпочку в руках: простая шерстяная ткань, аккуратные стежки.
– Кто бы это ни был, он был в плаще. Гексли удалось ухватить его зубами за подол и оторвать кусочек, пока этот тип пробирался сквозь щель в стене.
– Хотя бы ты заслужил свою косточку, – сказала я Гексли, бросив осуждающий взгляд на Бет. Она радостно сопела, обгладывая свою совершенно не заслуженную награду.
– Можешь что-нибудь понять по ткани? – спросила я Стокера, возвращая ему лоскуток.
Он пожал плечами.
– Ничего особенного. Но все-таки это своеобразная подсказка. Интересно, что за злодей удирал от нас в тумане?
– А мы не сомневаемся в том, что причиной этому – дело, которое мне поручила принцесса Луиза? – спросила я.
Стокер закатил глаза.
– Ты часто получаешь записки с угрозами от незнакомцев?
– Ну не то чтобы часто… – с сомнением в голосе ответила я.
Он прищурился.
– Вероника…
– Понимаешь, среди коллекционеров встречаются очень упорные и злопамятные люди. Ведь бывают такие виды бабочек, которые стоят больше, чем все это имение.
– И ты владеешь такими экземплярами?
– Сейчас – нет, – просто ответила я.
Он на секунду задумался.
– Кажется, я выбрал себе неправильный раздел науки.
– Несомненно. Я взяла пять фунтов с лорда Боуэна за милый маленький экземпляр Euploea mulciber, который смогла найти для него на прошлой неделе.
Стокер приподнял брови.
– Это полосатая синяя ворона, – объяснила я. – Маленькая нимфалида, обитает в Индии. Я связала его с посредником в Мадрасе, у которого как раз оказалась особь мужского пола с удивительной мутацией…
– Вероника… – Его голос звучал тихо и сдержанно, это означало, что он изо всех сил держит себя в руках и буквально через несколько секунд лишится самообладания. Я поборола в себе искушение вывести его из себя: ничто так не возбуждало меня, как Стокер в ярости, но я давно поклялась себе никогда не спать с англичанами и, хоть Стокер довольно часто колебал мою решительность, пока держалась.
– Нет, Стокер. Я не знаю никого, у кого была бы причина нам угрожать.
– Нам? – удивился он.
– Она же не адресована мне лично, – заметила я. – И оставили ее там, где работаем мы оба. Не меньше вероятность, что она предназначается тебе.
Он отшатнулся с возмущением.
– Да кто может хотеть убить меня?!