– Меня вырастили мои тетки, – сказала я ей, выбрав более простую, официальную, версию. – Одна из них была доброй, другая – нет. Вторая пришивала мне на воротник листья падуба, чтобы я не опускала подбородок.
Она кивнула.
– Меня каждый день на время уроков привязывали к доске. Мой отец считал, что учеба дает девочкам лишь скрюченную спину, так что такой своеобразный корсет был единственной возможностью для меня получать образование. Вот так я и выучила Горация, – сурово закончила она. – А вы дитя Спидвелл, правильно? Я леди Веллингтония Боклерк. Можете называть меня леди Велли. Я не люблю церемониться, как вы уже и сами, несомненно, поняли.
– Вы любовались птицами, – сказала я, чтобы завязать беседу. Я указала на клетку, в которой попугайчики-неразлучники леди Корделии, Кратет и Гиппархия, неразборчиво болтали, глядя на нас.
– Милые создания, – сказала леди Веллингтония. – Но они ни на минуту не прекращают этот адский шум. Я как раз собиралась открыть клетку и запустить туда кошку. Или это жестоко? Может быть, стоит просто их задушить и разом покончить с этим?
Я не знала, что ответить, но мне на помощь пришел Стокер.
– Добрый вечер, леди Велли, – сказал он, галантно склонившись к ее руке. Он коснулся руки губами, и старая дама жеманно улыбнулась.
Затем она подставила ему напудренную щеку.
– Привет, мой мальчик. Поцелуй старушку, теперь в другую и еще пожми мне руку, как ты умеешь.
Стокер подчинился, а затем отошел, улыбаясь.
– Рад снова видеть вас, леди Велли.
– Ах ты проказник, – сказала она, постучав его веером по костяшкам пальцев. – Мы не виделись больше шести месяцев. Мне нравится твой новый питомец, – добавила она, кивнув в мою сторону.
Стокер прыснул, а я больно ткнула его под ребра.
– Ну все, хватит, – сказала я и повернулась к леди Веллингтонии.
– Мы со Стокером вместе работаем над проектом его светлости – открыть в Бельведере музей, доступный для публики, – сказала я ей.
Она закатила глаза.
– Какая бесславная идея. Кому нужно, чтобы публика шаталась по саду, разбрасывая повсюду обертки от сладостей, пустые бутылки и бог знает какой еще мусор?
– Вы не считаете, что у людей должен быть доступ к экспонатам, представляющим достижения человеческого ума: собраниям искусства и результатам исследований?
На ее губах заиграла легкая улыбка.
– Думаете, простого человека волнуют подобные вещи? Нет, дитя. Ему нужны полный живот, теплые ноги и крепкая крыша над головой. Но мне нравится ваш идеализм. Это очень обаятельно, только обещайте от него избавиться к тридцати годам. Женщина за тридцать не может позволить себе быть идеалисткой.
– Мне кажется, это очень цинично, – ответила я.
Она скорчила гримасу.
– Стокер, девочка считает меня циничной.
Стокер спокойно взглянул на нее.
– Девочка будет думать о вас еще хуже, когда познакомится с вами поближе.
Я замерла от такой грубости, но леди Веллингтония запрокинула голову и громко рассмеялась.
– А теперь пойдем к ужину, потому что, если я сяду в одно из этих нелепых кресел, боюсь, уже не встану, – сказала она, строго взглянув на низкие кресла, и повернулась ко мне.
– В мое время кресла делались не для удобства. У них было одно предназначение – чтобы зад не касался пола, вот и все. Хорошо, что Корделии здесь нет. Она милая девочка, но мигом лишилась бы чувств, если бы услышала, что я в приличном обществе употребляю слово «зад». Знаете, это основное преимущество старости. Я могу говорить все, что заблагорассудится, и меня прощают, потому что я знала Моисея, когда он еще лежал в корзинке в камышах.
Она взяла Стокера под руку.
– Веди меня к ужину, мой мальчик. Мисс Спидвелл, боюсь, вам придется идти одной.
Стокер послушно проводил ее в маленькую комнату для ужинов, а не в большую столовую Розморранов. Стол был накрыт на четверых, и, когда мы уселись, я вопросительно приподняла бровь.
– Его светлость спустится к ужину? Или леди Корделия?
Прежде чем ответить, она внимательно проинспектировала холодного лосося под майонезом на приставном столике.
– Нет, дитя. Розморрана сегодня немного лихорадит, и я велела кухарке отправить ему наверх холодец и хороший бланманже. А Корделия с детьми уже уехала.
Она кивнула в сторону пустующего стула.
– Это для моей тени, если только он достаточно взбодрится для того, чтобы прийти. Он всегда опаздывает.
Только я начала подозревать, что пожилая леди немного не в своем уме, как дверь открылась и вошел священник; бормоча извинения и оттягивая воротник-стойку, он занял свое место.
Приставив к уху слуховой рожок, он кивнул леди Велли.
– Прости, Велли, но библиотека его светлости всегда так затягивает меня, что я просто забываю о времени.
Леди Велли вздохнула и заговорила с ним, возвысив голос и четко произнося каждое слово.
– Сесил, я видела, как ты забывал о времени, просто сравнивая длину шнурков на ботинках. Библиотека его светлости тут ни при чем. Тебе не хватает дисциплинированности, – проворчала она. Но в голосе ее слышалась нежность. Она махнула вилкой.
– Познакомься с мисс Спидвелл.
Священник повернулся ко мне.
– Я преподобный Сесил Баринг-Понсонби. Совершенно никак не связан с Бессбороу Понсонби, – строго добавил он.
Я напрягла память, чтобы припомнить, что Понсонби – фамилия семьи графов Бессбороу, семейства, известного своей эксцентричностью с начала века, когда одна молодая леди из этого клана стала любовницей лорда Байрона и посылала ему в письмах свои локоны, срезанные не с головы.
– Сесил, ты всем говоришь об этом еще с тех пор, как была жива леди Каролина Лэмб. Никому до этого нет дела, – строго сказала старая леди, подцепив на вилку еще один кусочек лосося.
– Стокер, ты помнишь мистера Баринга-Понсонби. Он все еще жив, как видишь. Сесил, – позвала она, возвысив голос, и он снова приложил к уху слуховой рожок. – Это Ревелсток Темплтон-Вейн. Вы с ним раньше встречались, но ты не вспомнишь, поэтому просто кивни, чтобы не казаться невежливым. Он, кстати, достопочтенный
[3]. Сын виконта, который никогда мне не нравился.
Джентльмены сердечно приветствовали друг друга, а затем Стокер повернулся к хозяйке.
– Леди Велли, что привело вас в Бишопс-Фолли на этот раз?
– Предполагается, что мы все должны развлекать беднягу Розморрана. Хотя, между нами, очень уж это глупо выглядит: споткнуться о собственную черепаху. Чудно́е создание. Такое массивное и с таким забавным лицом; черепаха, не Розморран. Кстати, Сесил, мне только что пришло в голову, что ты очень похож на Патрицию.