Голоса деймонов  - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман cтр.№ 88

И вот в процессе размышления обо всех этих вещах я с большой пользой для себя прочел Дона Кьюпитта, видного исследователя христианской теологии и религиозного философа. Ему есть что сказать об историях и том, как они могут помочь нам понять совершенно бесформенный поток жизни. Даже когда он упрекает меня за чрезмерную приверженность к сверхъестественному, его слова все равно стоят внимания.

Однако в названии конференции фигурируют не абы какие истории, а именно фэнтези. Меня очень беспокоит тот факт, что фэнтези мне в общем-то безразлично. Я уже попадал из-за этого в неприятности: учитывая, что жанр, в котором я пишу, считается фэнтези, мне полагалось бы быть его защитником. Но я начал писать фэнтези не потому, что был заядлым его читателем и пожизненным фанатом орков, эльфов и выдуманных языков. Если вы большой любитель Толкина, должен предупредить, что немного позднее я намерен довольно сурово высказаться насчет «Властелина колец». И к своим «Темным началам» я приступил нерешительно, с большими сомнениями, и очень удивился (причем не самым лестным для себя образом), когда мое воображение буквально расправило крылья, очутившись в мире, где у каждого человека есть личный деймон, белые медведи куют доспехи, а шпионы ростом в три дюйма разъезжают на стрекозах.

Оно действительно обрело свободу. Неким странным образом — и мне до сих пор неудобно это признавать — я даже почувствовал, что вернулся домой. Здесь я был в прочном контакте со всем, из чего черпал силу; здесь сам воздух, которым я дышал, был полон знакомых и блаженных ароматов; ноги мои прочно стояли на земле, в которой покоились кости предков; звучащий кругом язык был тот самый, на котором я говорил, думал и видел сны; здесь все манеры и обычаи были мне родные — но вы и сами прекрасно знаете, что такое дом. Так вот, этот мир был домом, как ни один другой, о котором мне когда-либо довелось писать, — даже Лондон конца XIX века, который я знаю достаточно хорошо. Это был даже больше чем дом, что несказанно меня удивило, ошеломило и застигло врасплох.

Ошеломление часто говорит о том, что происходит нечто важное, что какое-то откровение стучится в дверь. У тех из нас, у кого кожа белая, о таком состоянии нередко сигнализирует румянец — мы покраснели, а красный — самый тревожный из цветов. Еще Дарвина поражало это явление. «Умение человека краснеть — самое примечательное и самое человечное из его мимических выражений». Дарвин полагал, что оно имеет социальную функцию — предупреждает других, что покрасневшему индивидууму доверять не стоит, так как он только что нарушил правила группы или даже совершил какое-то противоправное деяние.

И вот, я был совершенно смущен и ошеломлен, что чувствую себя настолько дома в жанре фэнтези, так как раньше все время считал фэнтези низким жанром, не слишком интересным и обладающим невеликим потенциалом. Я всегда полагал (и полагаю до сих пор), что самые сильные, глубокие, самые великие прочитанные мной романы относятся к реализму, но никак не к фэнтези.

Возьмем наивысший пример литературного реализма — «Миддлмарч» Джордж Элиот, великий роман, в котором нет ничего хоть сколько-нибудь фантастического. Все события «Миддлмарча» могли случиться в реальной жизни, и не в последнюю очередь сила этого произведения заключается как раз в узнавании сходства между ситуациями, описанными автором, и нашим собственным жизненным опытом. Мне довелось читать курс по викторианской литературе для студентов-педагогов, и у самых молодых «Миддлмарч» пошел очень туго. Зато учащиеся более зрелого возраста — в основном женщины лет тридцати-сорока (чьи дети уже отправились в школу и дали матерям возможность впервые за двадцать лет заняться собственным образованием) — просто упивались книгой, показывавшей им то, о чем они уже успели узнать из первых рук: брак, несовместимость характеров, разочарование, компромисс, умение жить дальше, нереализованные амбиции, страстную надежду, нежность и т. д. Они наслаждались книгой, потому что узнавали в ней свою жизнь, потому что она была реалистичной, она походила на реальность. Писатели, которых мы считаем величайшими из всех, — Шекспир, Толстой, Пруст, сама Джордж Элиот, как раз и создавали самые правдоподобные изображения реальных людей в реальных человеческих ситуациях. Чем глубже и могущественнее воображение художника, тем более близкие к реальности формы оно создает. Не далекие от нее, а именно близкие.

Так я всегда думал и продолжаю думать сейчас.

И, однако же, сам оказался в ситуации, когда мое воображение вело меня в прямо противоположную сторону. Разумеется, я постоянно думал о том, что со мной происходит, гадал, почему так себя чувствую в этом жанре, — и в чем, в конце концов, разница между реализмом и фэнтези.

Персонажи «Миддлмарча» тоже ведь никогда не существовали на свете — во всяком случае, не более чем Фродо Бэггинс. Не было ни Доротеи, ни Казобона; доктор Лидгейт и мистер Брук не жили в этом мире во плоти; Мэри Гарт и Фред Винси — просто призраки. Как и Бог, они не-реальны.

Но они кажутся реальными, потому что обладают некой психологической сложностью, глубиной и непредсказуемостью, как и любой из нас. Так, может быть, в этом и состоит проблема фэнтези: не в том, что она рассказывает об эльфах, а в ее психологической недостоверности? Потому что, думая о прочитанном мной фэнтези, о Толкине и тысячах его подражателей, я вынужден признать, что это крайне неглубокая литература. Там решительно нечем питаться. «Добра в нем мало», — как говаривала моя бабушка про консервированный суп в банках. Изобретательности хоть отбавляй — сплошь странные создания, выдуманные языки и необозримые горизонты, и фильм «Властелин колец» очень изобретателен как раз в этом смысле слова, но на самом деле выдумывать такое совершенно не трудно. Персонажи подобного рода множатся сами собой, без особых усилий со стороны писателя, потому что состоят по большей части из абсолютно произвольных деталей.

Во всем «Властелине колец» не найдется ни единого персонажа, обладающего хотя бы десятой долей сложности, интересности и увлекательности любого из откровенно второстепенных персонажей «Миддлмарча» вроде Мэри Гарт. В ней нет ничего произвольного, все до последней подробности необходимо и органично. Под этим я подразумеваю, что она действительно живая, а не собрана из набора деталей. Она просто поразительна!

Дело не только в прорисованности характеров, но и в моральной правдивости. Во всем «Властелине колец» с его эпическими битвами, героями, древней магией, титаническими столкновениями добра со злом не сыщется ни единого эпизода, приближающегося по этической силе и чистому моральному потрясению к сцене из «Эммы» Джейн Остин, где мистер Найтли упрекает главную героиню за бездумное обращение с бедной мисс Бейтс. Стыд Эммы — один из тех судьбоносных моментов, когда герой прозревает, и ничто уже никогда не будет прежним. В этой сцене Эмма по-человечески выросла, и если мы внимательно следили за происходящим, то и мы выросли вместе с ней. Вот что умеет делать реалистическая художественная литература и чего категорически не умеет фэнтези Толкина.

Именно это меня и смущало — что я теперь пишу вещи выдуманные, поверхностные, произвольные, тривиальные, ничем на внешнем плане не отличающиеся от тысячи других толстых книг, заполонивших полки с фэнтези в наших книжных и называющихся «Меч судьбы: хроники, том 17», или «Рунный квест», или «Истребитель орков». Но еще больше меня волновало то, что, возможно, мою книгу и внутренне ничего не будет от них отличать. Я боялся, что начну теперь собирать своих персонажей случайным образом из конструктора и не смогу сказать о них ничего по-настоящему важного.