— Прекрати! Сейчас не время для твоих шуточек!
Что-то сильно ударило Аркониэля в грудь, так что он растянулся в грязи, чуть не свалившись в воду. На него навалилась тяжесть, не давая подняться, и мускусный запах немытого тела Лхел заполнил все вокруг. Потом она сделалась видимой: Лхел, обнаженная, сидела на груди Аркониэля, скрестив ноги. От удивления он широко раскрыл глаза. На животе Лхел была видна татуировка — луна в трех фазах, круг с двумя смотрящими в разные стороны полумесяцами, а полные груди словно обвивали змеи. Лицо и руки тоже покрывали символы. Аркониэль видел раньше такие знаки на стенах пещер на священном острове Курос и на скалах вдоль берега. По словам Айи, это были следы почитания древней богини, существовавшие задолго до того, как в Три Царства явились иерофанты. Лхел каким-то образом скрывала их раньше? Или это была еще одна иллюзия? — гадал Аркониэль, не в силах пошевелиться. Он, несомненно, находился под действием какой-то могучей магии. Сила гораздо большая, чем могла бы таиться в маленькой ведьме, удерживала его. Лхел взяла в ладони его лицо.
Ты и такие, как ты, презираете мой народ и моих богов. — Голос Лхел раздавался в мозгу Аркониэля, лишенный акцента, не делая грамматических ошибок. — Вы считаете нас грязными, думаете, будто мы занимаемся некромантией. Вы — сильные, вы — Ореска, но вы часто действуете как глупцы, ослепленные гордыней. Твоя наставница попросила меня совершить великое колдовство, а потом проявила ко мне неуважение. Из-за нее я оскорбила Великую Мать и мертвых.
Десять лет я охраняю духа и ребенка, к которому он прикован. Мертвый младенец мог бы убить живого и все вокруг, если бы я не наложила на него узы. До тех пор, пока плоть мертвого ребенка не отсечена от той, кого вы называете Тобином, узы необходимы, и я должна оставаться рядом, потому что только я могу освободить их обоих, когда придет время.
Аркониэль был поражен, увидев, как по щеке ведьмы скатилась слеза. Капля тяжело упала ему на лицо.
Я ждала в одиночестве все эти годы, отрезанная от своего народа, призрак среди вашего. Жрец в полнолуние не являлся ко мне, я не совершала жертвоприношений в праздник урожая, не совершала весенних обрядов. Я умираю внутри, волшебник, ради ребенка и по воле богини, которая послала вас ко мне. Мои волосы седеют, а чрево все еще пусто. Айя расплатилась со мной золотом, не понимая, что за великую магию нужно расплачиваться телом. Когда она впервые стала являться мне в видениях, я думала, что мне предназначен ты, что ты — моя плата. Расплатишься ли ты со мной сейчас?
— Я… я не могу… — Аркониэль стал царапать пальцами землю, когда значение ее слов дошло до него. — Такое… такое совокупление лишает нас силы.
Лхел наклонилась так, что ее тяжелые груди коснулись его губ. Кожа ее была горячей. Твердый коричневый сосок ткнулся Аркониэлю в щеку, и он поспешно отвернул голову.
Вы ошибаетесь, Ореска, — раздался в мозгу Аркониэля шепот Лхел. — Совокупление дарует силу. Соедини свою плоть с моей, и я научу тебя своей магии. Тогда твоя сила удвоится.
Аркониэль поежился.
— Я не могу дать тебе ребенка. Волшебники Орески бесплодны.
Но вы же не евнухи. — Медленно, с вызывающей чувственностью она передвинулась и уселась верхом на его бедрах. Аркониэль промолчал, но за него ответило его тело. — Мне не нужен ребенок от тебя, волшебник. Только жар твоей плоти, только твое семя. Это будет достаточной платой.
Лхел прижалась крепче, и наслаждение, похожее на боль, пронзило его чресла. Аркониэль закрыл глаза, зная, что Лхел получит его, если захочет. Воспротивиться этому было не в его силах.
Но тут тяжесть, жар, ласкающие руки — все исчезло. Аркониэль открыл глаза и обнаружил, что остался в одиночестве.
Видением все это, впрочем, не было. Он все еще чувствовал на губах соленую слезу Лхел, чувствовал ее запах, пропитавший его одежду. По обе стороны от него отпечатки в грязи маленьких босых ног медленно заполнялись водой.
Аркониэль сел, положил руки на колени и опустил на них голову, вдыхая еще не выветрившийся мускусный запах женщины. Замерзший, с болью во всем теле, мучимый странным стыдом, Аркониэль вслух застонал, вспомнив тепло ее тела.
Я думала, что мне предназначен ты.
Воспоминание об этих словах заставило его задохнуться и отозвалось пульсацией в чреслах. Аркониэль заставил себя подняться на ноги. Его волосы слиплись от грязи и тины, струйки воды потекли ему под тунику, похожие на маленькие холодные пальцы, тянущиеся к сердцу.
Одни иллюзии и ложь, — с горечью думал Аркониэль. Однако, возвращаясь в постылый замок, он не мог отогнать воспоминание о том, что Лхел ему показала, и о ее приглашении…
Соедини свою плоть с моей — и твоя сила удвоится.
Глава 23
Голова у Тобина начала болеть еще во время урока фехтования. Она разболелась так сильно, что мальчика даже начало тошнить, и Фарин отправил его в постель, хотя до вечера было еще далеко.
Брат явился без приглашения и скорчился в ногах у Тобина, прижав руку к груди. Тобин свернулся клубочком, прижавшись щекой к мягкому новому покрывалу, которое отец прислал из Эро, и смотрел на свое мрачное зеркальное отражение, ожидая, что Брат коснется его или начнет плакать, как это случалось в сновидениях. Однако Брат ничего такого не делал, он просто сидел, собрав вокруг себя темноту. Чувствуя себя совсем ослабевшим, Тобин начал дремать.
Он ехал на Гози по лесной дороге в сторону гор. Красные и золотые листья шуршали под ногами коня, освещенные яркими солнечными лучами. Тобину казалось, что он слышит, как за ним скачет другой всадник, но увидеть, кто это, ему не удавалось. Потом он обнаружил, что на Гози позади него, обхватив его руками за талию, сидит Брат. В этом сне Брат был живым: Тобин чувствовал, как тот прижимается к нему, теплый и вполне материальный, и дышит ему в шею. Руки, обхватившие Тобина, были загрубелыми и смуглыми, с грязью под ногтями.
Глаза Тобина наполнились счастливыми слезами. У него теперь есть настоящий брат! Все, что было раньше, — демоны, волшебники, странные женщины в лесу, — все это было просто одним из его кошмаров.
Тобин попытался оглянуться, чтобы увидеть, такие ли у брата синие глаза, как у него самого, но брат прижался лицом к его спине и прошептал:
— Погоняй, она уже совсем рядом!
Брат был испуган, и это заставило Тобина тоже ощутить страх.
Так далеко от замка Тобин никогда не бывал. Их окружили огромные покрытые снегом вершины, небо потемнело, вокруг начал завывать холодный ветер.
— Что нам делать, когда совсем стемнеет? Где мы будем ночевать? — спросил Тобин, в беспокойстве оглядываясь.
— Скачи быстрее, — прошептал Брат.
Но стоило им выехать из-за поворота дороги, как они оказались на лужайке перед замком. Гози галопом влетел на мост, не слушаясь узды и не желая останавливаться…