Здесь же, возможно, у него открылись и другие таланты — он стал художником. И теперь все его слова о том, что мне надо поскорее уехать, чтобы просто остаться живой, были продиктованы его единственным желанием — чтобы я оставила его в покое.
Мы с Аликом, внезапно обрушившись на его голову, спутали все его планы. Мы совершенно случайно обнаружили его здесь, и это могло как-то негативно сказаться на его бизнесе.
Возможно, сотрудничество с иностранными фармацевтическими компаниями подразумевало абсолютный разрыв с его прошлым, а значит, со мной и Аликом. Мы должны были забыть его, а он — нас.
«Ты должна исчезнуть, как можно скорее. И не думай обо мне. Просто забудь, и все. Тебе надо жить дальше».
Но как, скажите на милость, можно жить дальше, если в душе образовалось черное душное облако, которое мешало дышать. И как вообще после всего пережитого смотреть в будущее, когда все то, чем я жила и дорожила, оказалось просто моими идеалистическими фантазиями.
Алекс меня никогда не любил, и когда его поманили в другую, более перспективную и интересную, жизнь, он бросил меня, предал.
Получается, все те, кто пытался меня свести с ума или даже убить здесь, в Неаполе, действовали не только в своих, но и в его интересах!
Нас с Аликом просто должны были убрать, чтобы мы, вернувшись в Москву, никому не рассказали о том, что он, русский ученый физик, биолог, жив и здоров и теперь работает на другие государства. И что его изобретения, направленные на борьбу с онкологией, теперь станут достоянием иностранцев, потому что сбежавший из России Алекс стал подданным другого государства.
Попросту говоря, Алекс — изменник. Во всех смыслах.
В то утро, когда я потеряла всякую надежду на чью-либо поддержку, когда оказалась совсем одна и не знала, что лучше — вернуться домой или оставаться здесь, чтобы наказать всех тех, кто был вовлечен в эту историю и, главное, кто убил Алика, — мне не хотелось даже шевелиться.
Я сидела на постели, на оскверненной предателем Алексом-Дино постели и долго не могла решиться на какие-то действия.
В сущности, я и вчера еще, оказавшись запертой в этом доме, вполне могла устроить шум, чтобы привлечь внимание прохожих за каменной стеной. И если бы не трупы, не преступления, которые сопровождали меня, я бы так и сделала.
Пусть бы появились полицейские, они вызвали бы переводчика, и я с удовольствием рассказала бы о том, что вот, мол, я, русская туристка, приехала в ваш прекрасный город, и меня здесь чуть не убили!
Да, если бы не Джейн, которую отравила (получается) я, то можно было бы и пошуметь, потребовать разбирательства, пусть бы завели уголовное дело, пусть бы нашли наконец убийцу Алика!
Но это я переставила чашки с кофе, и теперь Джейн, выпив всю, до капли, свою судьбу, быть может, до сих пор лежит в кустах под террасой квартиры, которую сняла именно я!
Нет-нет, мне нельзя было поднимать шум.
Я знала, чувствовала, что уже очень скоро раздастся звук отпираемой калитки, и мне позволят выйти отсюда, чтобы прямиком отправиться в аэропорт. Да только ни в какой аэропорт я не поеду.
Сделаю все, что смогу, чтобы найти убийцу Алика.
Я согласна была тогда даже стать мишенью всех тех, кому мы с Аликом так сильно помешали. Хотят меня убить — пусть.
Рано или поздно Алекс узнает об этом, и ему придется с этим жить. Вот и посмотрим, сможет ли он после этого писать свои картины и просто спокойно жить.
В то утро Алекс казался мне уже совершенно чужим человеком, от которого можно было ожидать любой подлости.
Хотя в моей памяти, как это ни странно, продолжал жить другой, мой Алекс, которого я где-то в глубине души еще продолжала любить и тихо, уже по инерции, оплакивала.
Щелчка в калитке я не услышала, а потому не знала, когда точно было принято решение меня выпустить.
Я просто приняла душ, оделась в более-менее подходящую мужскую одежду (джинсы и белую батистовую рубашку), нахлобучила на голову, предварительно спрятав волосы, бейсболку и, прихватив довольно-таки приличную пачку наличных, найденных мною все в той же тумбочке, подошла к калитке, взялась за ручку и, когда та поддалась (чему я нисколько не удивилась), вышла на улицу.
Вот он, рай земной, думала я, щурясь от солнца в мужских очках, то и дело смахивая со щек катящиеся градом слезы.
Вокруг меня шли толпы туристов, всем было хорошо, все были счастливы, лица людей светились радостью.
Проходя мимо многочисленных кафе на набережной, я вспоминала Алика, наш завтрак, и боялась даже представить себе, что произошло в том самом кафе, внутри которого его убили.
Его кто-то, видимо, окликнул, и он, выйдя из мужского туалета или, наоборот, еще не успев туда войти, пошел на голос. Почему не испугался? Понимал же, что за нами следят, сам предупреждал меня, что надо убираться отсюда, и все равно пошел на голос.
И вдруг я остановилась…
Меня словно парализовало, когда я представила себе, что это мог быть Алекс! Что это он появился внутри того коридора и позвал Алика. Вот уж на его голос Алик точно мог пойти.
Но тогда получается, что это Алекс его и убил? Мой муж — убийца?
Нет, вот уж в это я точно не могла поверить. Может, он и предатель Родины, это его дело, и я ничего не хочу об этом знать, но чтобы убить своего самого близкого друга? Нет-нет, нет!!!
Ноги сами привели меня к главному входу отеля «Гранд-Везувий», я уверенно вошла в холл и подошла к ресепшену, подождала, пока обслужат пожилую пару, общий возраст которой наверняка составил лет двести. Бледнокожие, белоголовые, в голубой джинсе супруги-скандинавы.
— Меня зовут Зоя Валентинова. Думаю, что здесь на мое имя забронирован номер, — произнесла я на чистом русском языке фразу, обращаясь к парню с дежурной улыбкой на лице.
Этот вразрез идущий с логикой сценарий я придумала прямо на ходу, желая лицом к лицу встретиться с теми, кто затеял всю эту охоту на меня. Они хотят Зою Валентинову, так пусть и получат. Но сначала пусть объяснят мне, за что убили Алика.
Конечно, никакого номера никто заказать на мое имя не мог, я просто хотела озвучить мое имя, чтобы парень на ресепшене, который тоже мог быть связан с убийцами, доложил о моем появлении в отеле.
Да что там, у меня было такое состояние, что я готова была сама нарисовать и повесить на грудь плакат с собственной фамилией, как это сделал тот «американец», — давайте, ловите меня, вот она, я.
Но тогда, спрашивается, зачем же я надела бейсболку и закрыла лицо наполовину огромными черными очками? Получается, что подсознательно я хотела все-таки спрятаться?
Думаю, что такое мое состояние было вполне объяснимо, все-таки я пережила страшный стресс…
— Синьора! — окликнул меня парень на ресепшене, и я вздрогнула. Думаю, я на какие-то секунды, может, отключилась. — Ключ!