А архивы… Склад мышеяди. Кое-какие возможности заработать остаются и там, но именно что кое-какие. Легонькие.
Родословную нарисовать, к примеру. Был ты холоп Свинюшкин, а станешь граф де Свиньи. Или князь Свинейский. Документы – штука такая, интересная.
Ольга Викторовна этим не занималась, а на работу ходила по принципу «почему бы нет». Где-то надо прогулять наряды, провести время, и вообще – не по салонам же красоты постоянно раскатывать? Озвереешь на третьем салоне.
Матильда подумала, а потом решила все же спросить.
– Ольга Викторовна, а антикваров знакомых у вас нет?
– Есть парочка. А зачем? Малена, по нашим временам продать-то несложно, но как потом доказать, что ты всё продал, вдруг у тебя еще что-то ценное осталось? Люди стараются соблюсти свои интересы, не чужие.
И настолько эти слова совпали с мыслями Матильды…
– Да не в этом дело, – честно призналась девушка. – Ничего я продавать не хочу, а вот посоветоваться хотела бы.
– По поводу чего?
Матильда вздохнула и потянула наружу свой медальон.
– Эта игрушка в нашей семье уже давно. Я хотела что-то узнать о владельце, может, мы как-то связаны с ним…
Машина как раз остановилась в образовавшейся пробке, и Ольга Викторовна окинула взглядом подвеску. Сдвинула тонкие брови, явно заинтересовавшись. Видно же, что не современный ширпотреб.
– Та-ак… можно?
Малена не без внутреннего отторжения сняла теплый золотой кругляш и протянула женщине. Та взвесила его в руке.
– Мне кажется, что это золото. Проба есть?
– Да. Вот.
Несколько символов на ушке, которые Матильда пыталась разобрать, но так и не сообразила.
– Интересно…
– Что именно?
– Я разбираюсь плоховато. Но такие пробы ставили до 1896 года.
– Да? – Для Матильды все это было китайской грамотой.
– Да. С 1896 года Россию поделили на 11 округов, и в каждом было принято свое клеймо. Ставили букву, соответствующую региону, женский профиль и пробу. А у вас не так. У вас три пробы.
– Они что-то значат?
– Личное клеймо мастера, проба, город, иногда ставили год… и мне кажется, что это восьмерка?
Матильда вгляделась в крохотную цифру.
– Д-да, похоже.
– Тогда у вас золото весьма высокой пробы. Пробирным уставом 1847 года утверждены были три пробы золота – 56, 72, 82. Похоже, у вас третья.
– То есть восемьдесят процентов золота?
– Может, и больше. Смысл был в том, что проба ставится на изделия, в которых золота – до ста процентов. Здесь может быть более высокое его содержание, но это – официальное клеймо.
Матильда медленно кивнула.
– Спасибо, Ольга Викторовна. Вот что значит – специалист. Значит, девятнадцатый век. Тогда точно концов не найти.
Ольга Викторовна явно так не думала.
– Малена, а откуда у вас это украшение?
– Он достался бабушке от ее отца, а тому от матери – длинная история.
– Хм-м… а когда родилась ваша бабушка?
– В День Победы.
Ольга Викторовна сообразила и улыбнулась.
– Девятое мая сорок пятого года?
– Да.
– А больше родители ничего не рассказывали девочке?
Матильда покачала головой.
– Время было не то. Отец умер до того, как бабушка стала взрослой, осколок засел неудачно, потом двинулся, ну и… не спасли. Мать, моя прабабушка, ничего толком не знала. Упомянула, что у отца была только мать, свекра она не знала, а что там, как там – неясно.
– Давайте попробуем зайти с другого конца. Ваша бабушка – местная?
– Да. Стопроцентно. Она на пару лет уезжала по распределению, а потом вернулась к матери. Прабабушка болела, ей требовалась помощь.
– Прабабушку звали?
– Мария Сергеевна Домашкина.
– А прадеда?
– Илья Иванович Домашкин.
– Если хотите, я попробую проследить вашу родню по архивам.
– Ольга Викторовна, я не могу вас просить ни о чем подобном, – честно сказала Матильда. – Это долго, дорого и тяжело, я догадываюсь. И уж простите, денег у меня нет, а с медальоном я не расстанусь. Бабушка меня тогда с того света пришибет, не задумается.
Ольга Викторовна покачала головой.
– Я не нуждаюсь в деньгах. Матильда, знаете, какая главная беда богатой женщины?
– Как-то не доводилось бывать богатой, вот и не знаю, – отшутилась девушка.
– Скука. Дети выросли. Растения и животные меня не интересуют, благотворительность в нашей стране не развита, работа… Приду я на работу, посмотрю на злобные лица коллег, и что? Понимаете? Рутина. Если у кого-то лишней пары трусов не было, человек может увлечься шопингом, а меня и это не волнует, мне одежда неинтересна. Есть одежда – и хорошо. А менять ее каждый день – скучно. Получается, что я вам даже немного должна. За песни, за то, что жить становится чуть интереснее, за загадку… кстати, вы медальон не открывали?
– Нет. Бабушка не знала как.
– Правда?
– Отец ее, наверное, знал, но никому не показывал.
– Хм-м…
Ольга Викторовна повертела в пальцах медальон, а потом кивнула на бардачок.
– Там булавка была, достанете?
Матильда повиновалась.
Кстати, порядка в бардачке не было. Там словно черти пронеслись. Салфетки, чеки, карточки на скидку, даже какая-то иконка… нашлась и булавка. Матильда протянула ее Ольге Викторовне.
Та достала из сумки пакет, подстелила его на колени и ловко вставила иголку куда-то в медальон.
Хотелось бы сказать, что тот мгновенно раскрылся, словно раковина.
Ага, хотелось бы. Но не стоит забывать, что сия раковина не открывалась лет семьдесят. А то и поболее.
Открывался он медленно, словно у раковины были и радикулит, и ревматизм, и до кучи – больные зубы. Но открылся. И на пакет едва не выпала прядь волос, заплетенная в тоненькую косичку.
Русого оттенка, совсем как волосы у Малены.
Локон в медальоне, это красиво звучит. Но попробуйте упихать туда этот локон так, чтобы не распался на отдельные волоски, не вылез, не застрял в механизме! Проще уж сразу заплести косичку, перевязать розовой шелковой ленточкой.
А на внутренностях медальона…
– И.И.Б. – медленно прочитала Ольга Викторовна.
– А еще герб, – невежливо показала пальцем Матильда. Но собеседнице было наплевать сейчас на хорошие манеры.