– Да, это мое письмо. С ним что-то не так?
Матушка Эралин замялась. Не орать же во всеуслышание: «Ты не могла такого написать!» Или «Вранье, все вранье!!!»
– Мне показалась незнакомой рука, – вывернулась настоятельница.
– Мне надо написать что-нибудь для сравнения? С удовольствием. Хотите, перепишу для вас пару-тройку стихов? Вы любите Амбросия Истанского? Или подыскать что-то поблагодушнее?
Амбросий вообще-то писал любовную лирику. Эротику в стихах, воспевая белые полушария и алые розы. Но такими мелочами тетку было не пронять.
– Мария-Элена, ты знаешь, что я всегда была твоим искренним другом.
– Что вы, матушка! Я и думать не могла о такой чести! Вы стали для меня больше, чем другом, – вы мне мать заменили!
Пафоса в голосе Матильды было столько, что граф Ардонский за ширмой поспешно зажал себе рот. Только бы не рассмеяться. Только бы не рассмеяться!
Настоятельница легко перемахнула через иронию.
– Поэтому ты можешь рассказать мне все.
– Вообще все? – округлила глаза Матильда. – Матушка, я… стесняюсь!
– Дитя мое, от меня ты можешь ничего не скрывать.
– Матушка, вы уверены?
Настоятельница сдвинула брови.
Малена в глубине души затрепетала. Матильда ухмыльнулась.
– Если вы настаиваете, хотя я, право, смущаюсь говорить о таком. Матушка, а почему вы нам никогда не рассказывали, чего мужчины хотят от женщин?
Матушка Эралин форменным образом остолбенела. Даже рот приоткрыла.
«Матильда!» – взвилась Мария-Элена.
«А что? Приданого они хотят, приданого, не отвлекай», – отгавкнулась от подруги Матильда и перешла в атаку. Уже вслух.
– Вы же понимаете, что за стенами нашего монастыря большой и взрослый мир. И в нем ходят мужчины, и у всех есть желания, потребности… а вы молчали. Матушка – за что?
За время прочувствованной речи настоятельница опомнилась.
– Ты в чем-то меня обвиняешь, дитя мое?
– Матушка Эралин, какие обвинения могут быть между родственниками? – Матильда мило улыбнулась. – Но если бы вы нас подготовили в монастыре… ну хоть про птичек рассказали, про пчелок, было бы намного легче привыкнуть к семейной жизни.
Настоятельница помотала головой, уже окончательно ничего не понимая.
– При чем тут птички и пчелки?
На Ромее таких выражений не употребляли. Даже и в голову не приходило.
– Теперь уж и не важно. – Матильда зябко куталась в кружево. Заодно и руки закрывала, чтобы не было видно запястий. – Так вы помолитесь за моего мужа и будущих детей?
Настоятельница скрипнула зубами, истолковав намеки в нужном Матильде ключе.
– Ты замужем? И кто же счастливый избранник?
Матильда улыбнулась.
– Матушка Эралин…
Хотел бы Лоран Рисойский подставиться больше – не получилось. Но именно в этот момент он вошел в кабинет.
– Мария-Элена, душа моя, у нас гости? Матушка, благословите.
– Мир душе твоей, сын мой.
– Аэссе, – отозвался Лоран, вполне фривольно устраиваясь на столе. Матильда подавила желание ткнуть его в зад ножичком для разрезания бумаги. И убрала руки от чернильного прибора. А то чешутся… – Что привело вас в наш дом, матушка Эралин?
Настоятельница встала.
– Вопросы. На которые я уже получила ответы, как мне кажется.
– Да?
– Да. И мне пора.
– Может, останетесь пообедать? – предложила Матильда. – Я даже пожертвую на монастырь… сколько мы можем пожертвовать без ущерба для нас?
Вопросительный взгляд уперся в Рисойского.
Лоран пожал плечами.
– Не знаю. Надо посмотреть, может, десятку золотом…
Это оказалось последней каплей.
Шипя, как жир на сковородке, матушка Эралин выпрямилась, развернулась и покинула кабинет.
Матильда вскочила из-за стола, все же опрокинув письменный прибор, и помчалась за ней, на ходу вспоминая классику.
– Позвольте, я вас провожу! Позвольте, я вас поддержу!
В кабинете матерился Лоран, не успевший спрыгнуть со стола и теперь красующийся черным пятном на таком месте, что даме-то и сказать неудобно. А уж как оттирать неудобно!
Настоятельница вздернула нос.
– Я не ожидала такого приема от одной из своих учениц!
– Хотите – двадцать золотых пожертвую! Ладно! Лоран мне разрешит! Двадцать два!
Шипение было ответом.
– И старые платья пришлю! Полы мыть! И помолиться приеду… сразу как рожу.
Матушка топала к дверям, словно боевой слон.
Ага, помолиться!
Она-то рассчитывала на другое! Да земли Домбрийских, на деньги Домбрийских… двадцать два золотых? Давненько ее так не оскорбляли! По сравнению с общим капиталом это было даже не каплей в море – молекулой. Циничной издевкой.
По лестнице Матильда уже не пошла провожать вредную тетку. Боялась не удержаться.
Помахала вслед ручкой и обнаружила рядом с собой Аманду Ирвен.
– Ваша светлость?
– Враг будет разбит, победа будет за нами, – хмыкнула Матильда. – Вы ей в карету положили то, что я просила?
– Да, ваша светлость.
Матильда довольно ухмыльнулась.
Именно она попросила Аманду сообщить Лорану о приезде милой дамы. Сразу же после того, как матушка зайдет в кабинет.
И именно она попросила поставить в карету матушки лукошко с куриными яйцами. Покрупнее.
А что?
Из приличных гостей не уезжают без гостинцев. Лучше подарить упаковку яиц, чем букет цветов, настоятельница ж не корова? Одеколон не пьем, цветами не занюхиваем! А вот яйца…
Корзина вылетела из двигающейся через парк кареты.
Матильда вздохнула.
– Эх, продукты пропадают…
– Не расстраивайтесь, ваша светлость, у нас два десятка тухлых яиц было, – утешила Аманда. – Я все положила.
Женщины переглянулись – и расхохотались. От всей души.
Нарушение этикета?
Однозначно. Но Аманда была неглупа. И успела оценить герцогессу. Молодость, напор, находчивость… однозначно – ее надо принимать в расчет.
Минуту взаимопонимания разрушил Астон Ардонский. Подошел, поцеловал Матильде руку.
– Мария-Элена, она уехала?
– Да, дядюшка Астон. А где дядюшка Лоран?
– Он отправился к себе. Чернильница опрокинулась.