Новоторы, напутанные сигналами тревоги, с оружием в руках бежали к восточной стене города, протянувшейся на добрую версту вдоль низкого берега Тверды. С этой стороны находились и единственные ворота, ведущие в Нижний град. Проезд к ним пролегал между рекой Твёрдой и высоким земляным валом, на котором возвышалась крепостная дубовая стена с башнями. Кроме сухопутных проездных ворот в восточной стене Торжка имелись ещё Лодейные ворота, выходившие на речную пристань. Там, возле занесённых снегом бревенчатых причалов, на пологом берегу стояли бортом к борту два десятка купеческих лодий с высокими звероголовыми носовыми штевнями. Суда были укрыты глубокими сугробами, напоминая сказочных чудовищ, задремавших в снежном плену.
Ратники поднимались на крепостную стену, укрытую двускатным навесом по всей её длине. Тут и там слышались громкие выкрики сотников и воевод, распределявших людей по боевым местам. Сотне, во главе которой был поставлен Дедило Иванович, был доверен для обороны участок стены от Нижних до Лодейных ворот. Во время переклички выяснилось, что на стену по тревоге прибежало чуть больше сорока человек. Остальные либо слишком замешкались при сборах, либо просто не пожелали покидать своих тёплых домов.
— Так не годится, брат Дедило, — выговаривал тестю Труна Савельича тысяцкий Яким Влункович. — Тебе придётся предупредить всех нерадивых ратников, что впредь их ждёт суровое наказание за нерасторопность и отлынивание от военной службы. С богатых будем брать пеню серебром, небогатых станем сечь розгами. Для трусов будет поставлена виселица на торгу.
Чувство гнетущего страха вновь овладело Терехом, когда он с высоты пятисаженной стены увидел белую ледяную ленту реки Тверды, по которой рассыпались многие тысячи татар на длинногривых низкорослых лошадях. Татары двигались к Торжку не только по льду реки, но и по прибрежным заснеженным полям и лугам, издали напоминая мириады муравьёв, устремившихся через снега на север. Среди конных татарских колонн виднелись громоздкие платформы на колёсах с поставленными на них круглыми юртами, в эти неповоротливые повозки были впряжены лохматые быки с большими рогами. Каждую из этих повозок тащили по двадцать-тридцать быков. В татарском обозе было также много обычных саней на полозьях, захваченных в русских городах и сёлах. В сани были запряжены лошади, тоже захваченные на русских землях, эти кони были гораздо крупнее степных татарских лошадок.
Помимо саней и повозок в татарском обозе было много двугорбых верблюдов и лошадей, навьюченных тюками с поклажей. Позади обозов татарские всадники гнали табуны неосёдланных коней, стада низкорослых рыжевато-серых коров и отары овец. Со стороны татарская орда напоминала племя кочевников, забравшееся из степного раздолья в заснеженные северные леса. Громкое ржание полудиких степных кобылиц, мычание коров, блеянье овец, натужный скрип тележных осей, щёлканье бичей, топот многих тысяч копыт по ледяному панцирю реки — всё это сливалось в зловещий протяжный шум, постепенно нараставший по мере того, как татарская орда разливалась по всей округе, охватывая Торжок со всех сторон.
Было 21 февраля 1238 года.
Глава шестая
ТИУНОВ СЫН
В окрестностях Торжка кроме старинного Борисоглебского монастыря находились ещё две монашеские обители: Успенский женский монастырь и Воскресенский мужской. Во все три монастыря сбежались толпы смердов из деревень и выселков, оказавшихся на пути у Батыевой орды. Монахи и монахини давали кров и пищу всем беженцам, живя надеждой, что татары от верховьев Волги повернут на юг в степи. Когда стало ясно, что мунгалы двинулись по льду Тверцы на север, монахи и множество укрывшегося в монастырях сельского люда поспешили под защиту крепостных стен Торжка. Татарская конница уже была видна с торжковских башен и колоколен, запрудив тёмным потоком ледяное русло Тверцы, а беженцы, пешие и на санях, продолжали прибывать в Торжок из монашеских обителей и с восточного берега Тверцы из лесных деревенек и заимок.
Население Торжка не превышало полторы тысячи жителей, но из-за наплыва беженцев в городе собралось около девяти тысяч человек Многие беженцы приехали на лошадях, кто-то прихватил с собой корову или коз. Люди размещались в церквах, в крепостных башнях, в опустевших клетях и амбарах, на монастырских подворьях, в домах горожан, в банях и землянках. Все пустыри были заняты шалашами, шатрами и наспех сооружёнными лачугами. Лошади и коровы беженцев стояли на морозе под открытым небом, поскольку в конюшнях горожан для них просто не было места. Хозяева укрывали коней и скот накидками из холста и рогожи, дабы хоть как-то защитить свою живность от холода.
Тысяцкий Яким Влункович произвёл подсчёт всех имеющихся в Торжке ратников и объявил воеводам и сотникам о круглосуточном несении стражи на городских стенах. Поскольку дни стояли морозные, поэтому нахождение воинов в дозоре было сокращено до полутора часов. Сотникам и десятникам было велено лично следить за сменой караулов в дневное и ночное время.
Для ленивого Тереха это стало сущим наказанием. Поскольку Терех находился под началом у Дедила Ивановича и к тому же жил с ним под одной крышей, то ему волей-неволей приходилось радеть о службе, находясь под неустанным приглядом сурового Натальиного деда. В подчинении у Тереха оказались девять юных купеческих сынков и сын тиуна Гудимира — Важен. Самому старшему из этих юнцов было девятнадцать лет, а самому младшему четырнадцать. Если в дневное время купеческие сынки приходили в караул на стену без опозданий, то ночью многие из них вовсе не являлись в дозор, не в силах побороть свою лень и сонливость. Дабы на этих юных горе-вояк не обрушился гнев тысяцкого, вместо них в ночной караул являлись их матери, отцы и старшие сёстры.
— А коль татары на приступ пойдут, вы и тогда своих чад на стену не пустите? — молвил Терех стоящим в дозоре женщинам, закутанным в тёплые платки и накидки.
Матери уверяли Тереха, что коль дело дойдёт до сечи, то их сыновьям придётся проявить свою мужественность, а пока всё тихо, пусть они спят и сил набираются.
Слыша, как женщины, переговариваясь одна с другой в карауле, тешат себя чаяниями, что татары, быть может, постоят-помёрзнут под стенами Торжка и уберутся восвояси, Терех лишь горько усмехался в душе.
«Чтоб мунгалы отступили ни с чем от какого-либо града, никогда такого не бывало! — мрачно думал он. — Уж на что неприступны были Рязань, Коломна и Владимир, однако взяли их татары всего за несколько дней! И нас ждёт та же участь».
Вслух своими страхами и предчувствиями Терех ни с кем не делился, зная, что это мигом дойдёт до Якима Влунковича и до посадника Иванко, а те могут за это его сурово наказать.
Татары разбили свои становища на заснеженных лугах за рекой Тверцой, в поле между Борисоглебским монастырём и мощными валами Верхнего града и вдоль русла ручья Здоровца, впадающего в Тверцу. Таким образом, Батыева орда окружила Торжок с трёх сторон. Едва поставив свои юрты и загнав в сооружённые из жердей загоны скот и вьючных животных, татары принялись свозить из окрестных лесов свеженарубленные длинные толстые колья. Пленные русичи под присмотром конных татар сооружали частокол, обнося им Торжок с южной и западной сторон.