И в печали, и в радости  - читать онлайн книгу. Автор: Марина Макущенко cтр.№ 72

– А у тебя какой стиль?

– Я думаю, что если бы мы всю жизнь проспали вместе, ты бы все равно не заметила… У меня поверхностный сон, я постоянно просыпаюсь, прислушиваюсь к Мише, к шорохам в доме.

– Так нельзя! Как ты сегодня уснешь?

– Шансы сводятся к нулю.

– Я постараюсь вести себя тихонько.

– Лучше бы ты болтала что-то. Но нет, конечно, спи.

– Почему мне лучше болтать?

– Тишина мешает мне отвлекаться.

– От чего?

– От мыслей.

– О чем? Ты переживаешь, что одежда не высохнет?

– Надеюсь, высохнет.

– А что тогда? Не знаешь, как мы выберемся отсюда?

– Спи.

– Ты сердишься на меня? Из-за меня мы сегодня оказались в такой ситуации…

– Не сегодня, а всегда. Не сержусь. Спи.

Я закрыла глаза. Открыла. Повернула голову к Мише. Я его не видела, но слышала его дыхание. Протянула руку, между мной и мальчиком было сантиметров двадцать, мы с Юрой лежали теснее друг к другу. Но Мишка точно проснется, если я подвинусь к нему. Дождь прекратился. Тоже мне, друг называется… Хотя он ничего мне не обещал. Стало совсем тихо. Было слышно, как горит огонь. Одна шумная стихия уступила место другой – тихой, но очень сильной.

– Почему так темно? Здесь же есть окно. Правда, оно в другой части комнаты, но…

– Во-первых, оно далеко. И потом – тучи заволокли небо. Нет никаких светил. И возле дома нет фонаря, помнишь?

– Да.

Я слышала, как дышит ребенок слева от меня. Я слышала, как дышит мужчина справа и вверху. Я так не могу спать.

– Ложись, Юр.

Я резко развернулась на правую сторону. Автоматически, ведь я так еще не лежала. До меня сразу дошло, что моя грудь в опасной близости от него, а положить между нами одеяло было невыполнимой затеей. Оно было грубое и толстое. В такую щель, какая была между мной и Юрой, оно не пролезет, и я не прикроюсь.

Я вернулась в первоначальное положение, на левый бок. Я не умела лежать спокойно во сне, сказал Юра? Я не умею спокойно засыпать! Я не предупреждала о своих маневрах, и он не успел поменять положение, лежал на боку. Я почувствовала его возбуждение. Он уперся в меня. Вернее, я уперлась в него, когда перевернулась. Недавно на этом месте лежала я, а Юра обнимал меня ногами. Теперь я не могла к нему прижаться. Я и не собиралась. Я замерла.

– Теперь подвинься вперед, пожалуйста, – прошипел Юра.

Вот глупая, обругала я себя. Ведь я поменяла положение, чтобы уступить ему место, и при этом осталась у него под боком. Я осторожно продвинулась вперед. Он не шелохнулся. Я не могу делать вид, что ничего не заметила. Или могу? Между нами теперь расстояние, я к нему не прикасаюсь, я его не вижу, я от него отвернулась. Опять тишина. Я понимала, что так не усну, слишком напряжена. А я не расслаблюсь, пока напряжен он. Уму непостижимо, как мы вообще могли голышом обниматься только что? Как его отвлечь? Он об этих мыслях говорил, когда сетовал на тишину? Он просил не молчать. Я хороша!

– Я… я думаю, что надо проснуться раньше Миши. Ты ставил будильник?

– Я не буду спать. Разбужу.

– Я все же надеюсь, что будешь.

– Правда?

– Да, сейчас устанешь и будешь.

– Знаешь, я думал, что привык к твоему телу, которое за стеной, в соседней комнате, или даже в одной комнате, под пижамой. Я даже, казалось, привык к тому, что ты не носишь бюстгальтер. Я надеялся, что смогу, но… Как ты думаешь, удастся нам вытянуть из-под Мишки один плед?

– Зачем?

– Я в него укутаюсь и пойду стеречь огонь. Все равно я спать не могу.

– Юра, очень холодно! Тебе пледа не хватит! Он тонкий!

– Мне подойдет!

– Ты говорил, что дров до утра не хватит! И вообще, что ты выдумал? Надо спать.

– Я не могу, не понимаешь? – Он сердился.

– Никуда ты не пойдешь! Ты останешься здесь, а не то заболеешь!

Я тоже умею сердиться.

– Я заболею, если останусь здесь!

– Юра, ты… – Я развернулась к нему. Я не должна его выпускать! – Ты взрослый человек! Ты сам заставил меня раздеться и лечь сюда. И был прав! Нам надо греть друг друга и не заболеть после того, что мы пережили. На дворе плюс восемь, дождь и такой ветер. Мы логично должны заболеть, мы логично сейчас голые и греемся. И логично должны заснуть. Включай свою железную логику и справься с собой. Ты же обнимал меня только что!

– Но я согрелся, и все изменилось.

– Перевернись на другой бок!

– Это не поможет.

– Ты не уйдешь из этой постели, – сказала я твердо. – Я уйду тоже, следом за тобой.

– Класс! А кто с Мишей останется?

– Ты его отец, ты и оставайся. Ты заботишься о Мише? Ты понимаешь, что если сделаешь, что хочешь, то Миша, во-первых, проснется, а во-вторых – испугается?

– Я ничего такого не собираюсь делать! Я просто хочу уйти.

– Не собираешься? Тогда в чем дело? – Я завелась и повысила голос. – В чем дело? В моем обнаженном теле? Да потрогай меня всюду, убедись, что я особь женского пола, которая не отличается от всех остальных, успокойся и спи! Или не спи, но лежи здесь.

Миша заворочался.

– Тише, – шикнул на меня Юра.

Миша опять ровно и глубоко засопел.

Я совсем забылась. Перевела дыхание.

Что я только что предложила? Он молчал. Значит, я предложила что-то сумасбродное. Но в какой-то момент я увидела в этом выход. Я столько пережила за этот день, я радовалась, боялась, раздражалась, почти засыпала в автобусе, опять боялась, мерзла, шла, раздевалась, пережила сексуальное желание и была готова уснуть, но уже за полночь, а сна ни в одном глазу.

Хотя голова и была тяжелой от необходимости постоянно, целый день искать выход из ситуации, которая складывается не так, как планировала, – но я уже пережила стыд, я преступила какую-то грань, когда легла с ним в постель в одних маленьких трусиках, и я уже не чувствовала, где граница. Он был моим спасителем, он был, как папа, – не только для Миши, но и для меня.

Я почувствовала себя маленькой девочкой, о которой заботятся; потом, правда, вспомнила, что я женщина. Теперь и он вспомнил, что он мужчина. Но вместе с тем и он – мальчик. Я тоже хочу о нем заботиться. И в детстве, в детском саду, я тоже разрешала мальчикам себя потрогать… Обычно я со стыдом вспоминаю этот инцидент из прошлого, но в такую ночь даже эта мысль подтверждала мою идею: он хочет меня из-за запретности того, что близко. Он дотронется, успокоится и потеряет интерес. Господи, разве можно быть такой наивной? Наверное, у меня все-таки повысилась температура.