И в печали, и в радости  - читать онлайн книгу. Автор: Марина Макущенко cтр.№ 60

Он подумал, что, может, стоит попробовать… С ней можно быть лидером. Ему она позволяет. Ему стало очень хорошо. Уже не в первый раз он заметил, что наряду с физическим возбуждением в нем появляется душевное спокойствие, не свойственное ему с другими людьми. Тем более с женщиной. Но он чувствует в себе уверенность, и она не скрывает, что он ей нужен. Не как мужчина, а как помощник по хозяйству, когда она просит что-то ей открыть или достать или когда спрашивает совет, как у отца Миши, и всячески подчеркивает его роль для сына, и ему это нравилось. Ей нужны его деньги, этого она тоже не скрывала, но он был ей интересен и как собеседник – она об этом прямо говорила. Вот только посыла, как от женщины – мужчине, он не чувствовал от нее.

Но как же хотелось притронуться к ее щеке, которой касался мягкий свет от настольной лампы… Как хотелось закрыть ее веки и прижаться к ним губами… Он чувствовал, как напряглись его пальцы, и он сдавил ими диванную подушку, которую поднял с пола. И в тот момент – опять та песня.

Несколько коротких фраз. Она резко встала, изменила тон, выражение лица, разогнала все очарование и прогнала его уверенность во всем. Он уже не чувствовал, что нужен ей хоть как-то – хотя бы как друг. Нет, она молча, не объясняя, одевалась и собиралась уходить. Сказала только, что Вадим приехал, и от этого стало больно. Юра был бы рад, если бы она осталась с ним – по какой угодно причине. Даже если только из-за денег, только из-за ребенка, но пусть она не уходит туда, в ночь, к бывшему мужу.

Дверь за ней закрылась. Он поднял с пола шитье, к которому уже подбирался Хорошо, и положил в корзинку. На секунду задержал его в руках, рассматривая икону. Что для нее этот святой? Есть для нее что-то святое? Она так быстро выскочила из дому и убежала к нему… Может, ее муж и не бывший вовсе? Может, его слово до сих пор для нее – закон? Юре было больно. Он выключил везде свет и пошел в спальню. Ждал.

«Она не придет», – понял он. Она останется этой ночью с ним. Юра старался не думать, не представлять их, чужих рук на ее груди, которую только что видел. Почти видел, почти приблизился, она была почти его. А вот тот, другой, знал, что она точно – его, и ему не нужно быть к ней так близко, чтобы приехать, поманить и знать, что она стремглав побежит к нему. Вот что значит уверенность! А не то, что он, казалось ему, чувствовал…

Что это? Ему послышалось или дверь?.. Он поднялся, вышел из спальни, прошел длинный коридор, мимо Мишиной спальни, повернул из него, дошел до прихожей. Темно. Ее выдал Хорошо. Он скулил в комнате. Юра включил свет, увидел ее, сидящую скукожившись на диване.

– Пожалуйста, выключи, – попросила она незнакомым голосом. Сдавленным, тихим.

Он послушался. Сел рядом. В окно светил месяц, он скоро смог ее хорошо разглядеть. И как она дрожит, и как боится. Ей нужно было вколоть успокоительное, но он боялся нарушить то, что сейчас происходило. Он уже видел ее подавленной тогда, ночью в кафе, когда предложил ей уйти с работы. Теперь опять он чувствовал момент. Сейчас он что-то о ней узнает. В нем спорили доктор и мужчина. Доктор должен был ей помочь, а мужчина хотел услышать, что произошло, он не хотел, чтобы она успокаивалась, он хотел ухватиться за момент и добраться до ее сердца.

Он не успел принять решение, она сама заговорила. Легла на диван, обняла себя за плечи, и из нее полился поток слов. И он услышал, он прочувствовал ту боль, которая ее мучила, тот страх, который ее гнал. Она упала? Она это сказала только что, и он посмотрел на коленку. В темноте он увидел темное пятно на джинсах, а она его не замечала, говорила дальше. Теперь медик в Юре заговорил настойчивее.

– Подожди, я должен посмотреть.

– Не надо, я ничего не чувствую.

– У тебя шок.

Он включил свет.

– Я некрасивая… У меня глаза заплаканы. – Она закрыла лицо.

– У тебя разорваны джинсы и идет кровь! Иди, сними их и возвращайся сюда.

Она вернулась в коротком халате. Он обработал рану антисептиком, заклеил медицинским клеем. Выключил свет. Она молчала, все это время она ни слова не проронила. Не показала, что ей больно, хотя она здорово расшибла колено. Она была не здесь. Он сел напротив нее, ждал. Через какое-то время она заговорила.

Она мужа никогда не любила, и это тяготило ее. Она долго притворялась и наконец выговаривалась. Чувствовалось, что она никогда не ходила на исповедь. В ней было столько задавленной боли! Теперь, когда прошло какое-то время, Юра радовался, что ему она открылась, что у него она спросила совета, в конце концов, что в его дом она прибежала и успокоилась. Ведь она могла к подруге пойти, но нет, ее дом – здесь. Возле Юры она нашла убежище! Или возле Миши… Или просто возле своей комнаты. Не важно. Он теперь знал, что она мужа не любит и что у него нет над ней прежней власти. Она смогла уйти.

Он еще пробоялся всю субботу и то утро в машине, когда ждал ее возвращения из гостиницы, – он боялся, что она передумает, что Вадим уговорит ее. Он сомневался в себе: «Может, я должен был сказать ей, что она должна остаться, потому что нужна мне, что у меня к ней есть чувства?» Но потом он понял, что это было бы ошибкой. Это испугало бы ее. Ее доверие было самым драгоценным, что между ними было, и его нельзя было так глупо терять. Он должен держаться – подытожил и снова повторил себе Юра.

Сделал последний глоток кофе и пошел в операционную.

* * *

Я: Сорочке было далеко до колен, и по бокам оказались высокие разрезы. Но она приятно касалась кожи, и я чувствовала, что вооружена против жары. Я сидела в спальне перед зеркалом, расчесывала волосы. И рассматривала себя. Что-то изменилось.

Я поправилась? Не то. Похудела? Нет. Я была в короткой льняной рубашке, без косметики, не готовая к бою и к тому, чтобы производить впечатление. И я себе понравилась. Всю жизнь мое лицо было детским. Я поняла, что не щеки, нос или губы, а его выражение таким было: когда я не контролировала себя, на лице поселялось первозданное удивление всем, что происходит вокруг. Я видела себя на видео, на съемках, когда не знала, что меня снимают, – и меня смешила эта наивная девушка. «Воздушная барышня» – так меня называли. И меня это раздражало. Я чувствовала, что это только ярлык. Т его нет. Я повзрослела и приземлилась. Я все так же готова к переменам, но сейчас не хочу никуда спешить. Теперь я получаю удовольствие от того, что торможу время и растягиваю его. И это странным образом отражается на внешности.

Я стала спокойнее и мягче. Может, дело в возрасте? Сколько мне еще быть красивой? Уже есть мимические морщины вокруг рта и возле глаз. Когда смеюсь – их видно; их стало видно, потому что я смеюсь. Я прислушалась к себе: что я чувствую, признавая в себе это? Ничего, все тихо. Я продолжала рассматривать себя.

Сверху я тонкая, даже худощавая. Я никогда не была худой, но у меня небольшая грудь, и костлявые плечи, и тонкая талия, а вот книзу я утяжеляюсь. В танцах это красиво, особенно выигрышно я выглядела у Ланы. Этими бедрами можно гипнотизировать. У меня заметные бедра и сильные ноги. Снизу я сильная, сверху – слабая. Так и есть, в сексуальной сфере я увереннее, чем в душевной. Никогда любовнику не удавалось заставить меня сомневаться в себе, я легко расставалась и заводила новые отношения, но у меня всегда была блокада на сердце. Я больше не хочу даже пытаться его открывать, и поэтому уже давно не занимаюсь сексом. Я пресекла любое проникновение в меня, и я собой довольна.