Muse. Electrify my life. Биография хедлайнеров британского рока  - читать онлайн книгу. Автор: Марк Бомон cтр.№ 22

Последний трек, Hate This And I’ll Love You, – третья баллада с альбома, которая, правда, напоминает самые помпезные медляки Pink Floyd, – звучит, если оглядываться назад, как своеобразный тестовый прогон для более мощных апокалиптических вещей, созданных группой в последующих альбомах. Мэтт, сопровождаемый стрекотом цикад, звучит усталым от отношений, где ему приходится играть вторую скрипку («You’re making me feel/Like I was born to service you/But I am growing by the hour» ^[50]), и трек постепенно перерастает из печального вальса на синтезаторе и гитаре в мощные крещендо мрачного, вагнеровского рока, напоминающего эпические излишества прогрессив-рока семидесятых. Заключительная песня идеально подытожила альбом Showbiz: могучий, амбициозный, впечатляющий, но слегка рассеянный и неидеальный, всего лишь намек на то, на что способна Muse на самом деле. Многие дебюты становятся пиком возможностей группы – 12 отличных поп-песен накапливаются в репертуаре за пять-шесть лет, а потом, когда второй альбом надо записывать за шесть месяцев, этого достижения уже повторить не удается, – но Showbiz звучал как альбом коллектива с грандиозными музыкальными стремлениями, однако еще далекого от полной реализации потенциала. В бизнесе, в котором жизнь или смерть многих новых групп зависит от дебютного альбома, Muse выпустили пробник, «трейлер» группы, которой они могут стать в будущем. Возможно, на тот момент это был лучший альбом, который они способны были записать, но в конце девяностых – когда концепция «дать группе расти и развиваться, записать три-четыре альбома» была осмеяна музыкальной индустрией как безнадежно застрявшая в семидесятых и вредная для бизнеса, – неспособность сразу же стать лучшими и изменить мир была довольно-таки неприятным свойством.

Запись Showbiz завершилась в середине мая 1999 года. В первые две недели июня группа занималась сведением, работой над оформлением и промо, а Taste Media занялись выпуском их первого «настоящего» сингла – с неограниченным тиражом, на известном лейбле. Но какую песню выбрать? По итогам быстрого просмотра списка песен стало ясно, что реальный кандидат всего один…

* * *

Uno вышел 14 июня, в разгар шумихи в прессе. Горстка статей, посвященных выходу Muscle Museum EP, превратилась в настоящий вихрь: детекторы музыкальной прессы сработали на шум, поднимавшийся вокруг трио, и на весьма броские промодиски с синглом; полупрозрачный дизайн стал визитной карточкой Muse на протяжении всей кампании. Интерес к группе проявлял не только NME: журнал Q внезапно объявил запись «синглом недели», в Kerrang! и Melody Maker вышли положительные рецензии и интервью. На коротких гастролях по наименее гламурным британским залам – «Версити» (Вулверхэмптон), «Джойнерс-Армс» (Саутгемптон), «Арми энд Нэви» (Колчестер) и т. д., – посвященных раскрутке сингла и подготовке к выступлению на фестивалях, Мэтт познакомился с концепцией телефонного интервью: Dazed and Confused позвонили ему в Манчестере, когда он лежал в своей постели в гастрольном автобусе.

То были первые серьезные интервью Мэтта для музыкальной прессы, и откровенничать он пока не собирался, так что вполне естественным образом превратился в источник безобидных, тривиальных данных. На его пение повлияли Джефф Бакли и The Deftones. Ему легче сочинять мрачные песни, чем веселые. Он считает Баха, Палестрину и хоровую музыку «божественными». Его любимый напиток – шампанское, он обожает деликатесы. Он никогда не записывает песни, когда сочиняет: если песня хорошая, она ему запомнится. Muse для него, по сути, главный повод жить. Да, он любит Radiohead, на самом деле это одна из самых значимых для него групп девяностых наравне с Nirvana, но он не считает Muse просто подражателями Radiohead. Нет, он еще не встречался с Мадонной – более того, как считает Дом, она сама даже не знает, что подписала с ними контракт.

Шум в прессе был не очень громким, но и он в какой-то степени помог. 21 июня, приехав в Вулверхэмптон, Muse узнали, что Uno, которая звучала по радио практически только в передаче The Evening Session, попала в чарты на 73-е место. Конечно, не совсем соответствует строчке из припева «You could’ve been number one», но тем не менее внимание любителей альтернативы привлечь удалось: через четыре дня, когда Muse вышли на сцену для новых групп фестиваля «Гластонбери» в час дня, в лютую жару – не самое престижное время на легендарном хипповском фестивале Великобритании, – они обнаружили в фан-зоне небольшую толпу любителей послэмиться, а позади – около трех тысяч любопытных фанатов инди, вытягивавших шеи, чтобы понять, к чему вообще поднялся такой шум вокруг этих «девонширских Radiohead». Это внимание – и попадание Uno в чарты – немало воодушевило Мэтта, Дома и Криса, и они отлично выступили на фестивалях в Германии, Southside в Нойбиберге и Hurricane в Шесселе, а потом их ждал бурный прием в Лондонском «100-клубе»; этот концерт, по словам Мэтта, до сих пор остается одним из его самых любимых выступлений Muse. Еще через три дня, все еще распираемые от эмоций, они повторили свой опыт «Гластонбери» на шотландском фестивале T In The Park: завоевали заполненный до отказа, возбужденный тент яростным, величественным и амбициозным выступлением Мэтта.

Аудитория росла. Пресса любила Muse. Чарты трещали. Туры шли один за другим. И все постепенно начало слегка выходить из-под контроля…

* * *

15 июля огромный гастрольный автобус Muse, больше напоминавший уже семейные апартаменты, приехал в Портсмут, где должен был начаться небольшой, из семи концертов, совместный хедлайнерский тур с англо-голландской поп-панковой группой Cay, с которой, по словам Мэтта, он к этому времени был хорошо знаком и много раз вместе играл, хотя подробности и даты уже пропали в тумане времен. Группа на борту курила травку и слушала Nirvana, Travis, The Deftones и Тома Уэйтса; они были возбужденными (только что вернулись со второго концерта во Франции, в парижском клубе «Нью-Морнинг» на 500 человек, куда их пригласила радиостанция), но напряженными. Турне вышло довольно-таки клаустрофобным – в маленькие залы набивалась куча народу, Мэтт еще никогда не играл так близко к зрителям – особенно в бирмингемском «Фаундри», где «клубом» гордо звался коридор, где Muse играли на сцене высотой в фут, которую запихнули в альков возле бара, – и оказалось затруднено разного рода трениями внутри группы: участники иной раз жили словно на разных ментальных планетах. Ценя открывающиеся возможности, Мэтт настолько сильно хотел сделать все, чтобы не испортить концерты, что до начала шоу был совершенно отрешенным, выглядел неспособным справиться с большой толпой и нервничал до тошноты. Все это уходило, едва он оказывался на сцене и начинал свои энергичные, жестокие перформансы – на сцене летали гитары, разбивались барабанные установки, иногда лишь чудом удавалось избегать серьезных травм. После концертов Мэтт был куда более расслабленным и радостным, но вот Крис, чья девушка вот-вот должна была родить, часто откланивался и поспешно уезжал на машине в Тинмут.

Кроме того, на этих гастролях группу впервые почти постоянно сопровождала музыкальная пресса, готовая тут же ухватиться за любую выходку или непристойную реплику. Их наивность оказалась раскрыта в тот же день, когда Крис сказал журналисту из Portsmouth News, что Тинмут – ужасное место для подростка: зимой город вымирает, летом там полно туристов, да и вообще он обслуживает только нужды пенсионеров. Буквально через несколько месяцев эти слова ему аукнулись, причем невероятно комичным образом.