Доброключения и рассуждения Луция Катина  - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 52

Торчавший в одиночестве на пристани воевода заозирался – не мог понять, куда в сию роковую минуту пропал депутат, но Катин, памятуя о секретарском наставлении, не высунулся из-за спин.

Делать нечего – Афанасий Петрович, отчаянно перекрестившись, кинулся к трапу, встречать.

Вот камер-лакеи под руки приняли царицу, наряженную в нечто широкое, воздушно-голубое. От солнца августейшую путешественницу прикрывал огромный кружевной зонт. Вторым поднялся высокий, плечистый красавец с недовольным, слегка обрюзгшим лицом – не иначе его сиятельство фаворит. Позевывая, посмотрел, как воевода сует императрице поднос с ключами, отвернулся к реке, сызнова зевнул.

Но Катин глядел не на графа Орлова, а на Егора Васильевича. Тот, завершив инспекцию на берегу, вернулся обратно на корабль и теперь скромно держался за плечом ее величества. Условленный знак (воздетая десница с двумя сомкнутыми пальцами) Козлицкий подал, когда государыня, одарив встречающих лучезарною улыбкой, направилась к карете.

Луций протиснулся сквозь плотную свиту к слегка поотставшему секретарю.

– Не сейчас, – шепнул тот. – Ступайте в собор, на богослужение. Оттуда она пойдет пеша к Телятникову. Тогда и попробую улучить.

– Так я уж лучше сразу ко дворцу. А пока посижу где-нибудь в тени, на прохладе. В соборе, чай, душно.

– Счастливец! А мне деваться некуда, – вздохнул Козлицкий. – Пойду вперед, скажу преосвященному, чтоб служил побыстрее. Займите хорошую позицию и ждите.

* * *

С час или более Катин просидел на поленнице, под милосердно густой липой, обмахиваясь шляпой. Мысли его были о развратительности единоличной власти, которая обращает одного человека в исполина, не возвышая его природных качеств, но всех прочих жителей страны принижает. Чтоб властитель казался высоким, подданные должны встать на колени, а то и простереться на брюхе. Сколь губительно сие для достоинства, сколь унизительно для личности! Главное назначение созываемой Комиссии состоит даже не в принятии справедливых и разумных законов, а в том, чтобы явить пример почтительного, но в то же время неколенопреклоненного разговора граждан с верховной властью. Ежели такое произойдет, всё прочее свершится само собой!

Будто подслушав его думы, вся толпа, не попавшая в собор и ожидавшая на площади, разом повалилась на колени. По этому волнообразному движению Луций понял, что Екатерина выходит, и поднялся. Увидел множество согбенных спин и внутренне простонал. Господи, ведь их никто не заставляет! Сами! Сколь много трудов предстоит положить российским просветителям, прежде чем сии спины разогнутся, а колени распрямятся!

Однако нужно было пробиваться к крыльцу, как обещано Егору Васильевичу.

Пространство перед дворцом охранялось гвардейцами, но Катин предъявил золотую депутатскую медаль и был пропущен. Встал подле колонны, высматривая близ колыхающегося царского зонта скромную треуголку Козлицкого.

Но еще раньше Луцию на глаза попались отец и дочь Телятниковы, вышедшие на ступени встречать государыню. И глазам этим наш герой в первый миг не поверил.

В толстощеком, пухлогубом господине, у которого букли по последней моде опускались почти до самого ворота, едва можно было узнать блюстителя старины. Он стоял в деревянной позе, растопырив пальцы под кружевными манжетами и присогнув кривоватые ноги в белейших чулках. Рядом, неуверенно приседала в книксене совершенно парижская дева в высоченной пудреной куафюре, с открытыми плечами. Только по конопушкам угадывалось, что это Иринея Ивановна.

Вот тебе и древняя, несокрушимая Русь, поразился Катин.

Подле него откуда ни возьмись появился Козлицкий.

– Каков из меня укротитель диких зверей? – весело спросил. – С нашим делом всё устроено. В полночь будьте у заднего выхода, со стороны каретного двора. Скажете караулу пароль «Семирамида», вас пропустят.

* * *

Что за оказия затевать реформы в России, устало думал Луций, томясь в темноте перед задней дверью телятниковского особняка. Всё-то здесь тайно, через черный ход, будто замышляется нечто постыдное.

Время было далеко после назначенного часа, уж и вторые петухи отодрали глотки, а секретарь всё не показывался. Катин решил было, что аудиенция не состоится, но створка наконец приоткрылась, и мясистая рука царского секретаря поманила нашего героя внутрь.

– Граф только ушел, – тихо сообщил Егор Васильевич. – Что-то долго они нынче. Зато матушка мягка и благостна. Самое лучшее ее настроение. Вы только не оплошайте.

Мимо охраны, мимо дремлющей на стуле служанки с ночным сосудом они проследовали прямо в будуар.

Там ярко горели свечи, августейшая постоялица сидела перед туалетным столиком и что-то мурлыкала, с удовольствием разглядывая себя в зеркале. Из-под чепца на плечи спускались русые волосы.

– А, сводник, устроитель тайного свиданья, – весело обратилась она к Козлицкому. – Обожаю заговоры! Эй, где вы, барон?

Луций шагнул из тени на свет. Припухший рот ее величества и сытый блеск в глазах пробуждали нескромные мысли, но Катин их прогнал как несущественные. Он почтительнейше поклонился, наткнулся взглядом на голую лодыжку в разрезе пеньюара, моргнул.

Екатерина рассмеялась.

– Скромник какой! И собою хорош лучше прежнего! Волжский климат вам на пользу. Ты его, Егорушка, ни в коем случае графу Григорию не показывай.

Но, пошутив, сделалась серьезной.

– О чем вы желаете со мною говорить, господин синбирский депутат?

Козлицкий толкнул Луция в бок: не робейте!

А тот и не думал робеть.

– Ваше императорское величество, я имею опасение, что при открытии уложенной Комиссии может возникнуть конфузия, поскольку русские люди не имеют совсем никакой привычки к публичному изъявлению своих суждений в присутствии вышестоящих особ, – произнес он заранее приготовленную фразу. – Говорить будут лишь те, кто и так гласен по своему положению, прочие же стушуются.

– Того же опасаюсь и я, – живо отвечала Екатерина. – Я в дороге пробовала беседовать с господами депутатами, но они лишь повторяют то же, что я каждый день слышу либо от графа Григория Григорьича, либо от графа Никиты Ивановича. Зачем тогда и Комиссия? Что с этим поделать – не знаю.

– А вот что: дать им возможность высказаться между собою свободно, без высоких персон. Затеять род репетиционного заседания, чтобы избранники научились убедительно говорить и учтиво спорить. Мы с воеводой Корзининым поставили шатер, где можно устроить как бы малую Комиссию, да поглядеть, что из сего выйдет.

– Идея превосходная, но как быть со мной? Я желала бы всё видеть собственными глазами, однако ж моя личность подействует на депутатов, как голова Медузы Горгоны – они оцепенеют!

– Сие предусмотрено, – пришел на поддержку, как было условлено, Козлицкий. – В шатре повешен кисейный занавес, за которым расположится ваше величество, о чем собравшиеся не будут иметь никакого понятия.