На ужин разогрели утренний суп, который, как и все супы, настоявшись, стал еще вкуснее. На ночь развели несколько костров из хвороста, собранного по берегу ручья. Вокруг разложили одеяла и шкуры, а сверху натянули парашют на случай дождя. Яки улеглись спать крестом, мордами наружу, а хвостами к центру. Древний инстинкт самосохранения, чтобы вовремя заметить волков. Верблюды не присоединились к якам, а придвинулись поближе к костру и, довольные, жевали свою жвачку.
Наступила ночь, на небе зажглись миллионы звезд, из-за гор выкатилась яркая луна, от края которой бог уже отщипнул кусочек – месяц шел на убыль. Умиротворенные рокеры затянули известную каждому финну песню «У костра». Микила и Баран обошли лагерь, ласково поговорили с яками, почесали горбы верблюдам, подбросили хвороста в костер. Водолаз завалился на свою подстилку и запел низким баритоном корейские глювы, романтические песнопения – хайку. Взгляд его затуманился, на глаза навернулась скупая мужская слеза от воспоминаний о прошлом, о далекой родине, затерянной среди тысяч гор и десятков пустынь. Наконец лагерь погрузился в глубокий сон, не спал только оставшийся на страже солист Кари Юла-Пупутти. Когда его смена закончилась, на пост до утра заступил Але-Гоп.
Караван шел десять суток, на ночь останавливался в долинах, днем поднимался по извилистым горным тропам. Погода радовала: все время светило солнце и свежий горный ветер ласково обдувал животных и людей. С каждым шагом тяжелые газовые баллоны приближались к «Фее равнин» и остальным членам экипажа. Гашиш задержал их в Юмле слишком надолго, и путешественники беспокоились: как там товарищи, хватило ли им еды, все ли у них в порядке? Сошлись на том, что Али и братья Ланкинен, должно быть, справятся, не пропадут.
Путь был трудный, и для людей, и для животных. Но особенно тяжко приходилось барабанщику Танели Расакке, который не отстал от каравана лишь благодаря вероломному действию наркотиков. Как следствие, он потерял аппетит и еле-еле передвигал ноги. Но весельчак держался и не жаловался на слабость и плохое самочувствие, особенно когда удавалось сделать очередную затяжку. Мысли его были рассеянны, да и тело не в лучшей форме. К концу пути пришлось забросить барабанщика на спину одного из верблюдов – все равно большая часть корма была уже съедена. Его крепко привязали к горбу, а он и рад – не надо было больше тащиться по крутым горным тропам. Несчастным овладел смех, а затем и сон.
Но даже во сне талантливый музыкант продолжал разучивать барабанные соло на спине строптивой верблюдицы. Танели ожесточенно долбил по горбу, так что из него и впрямь слышались звуки, отдаленно напоминающие грохот литавр. В конце концов терпение верблюдицы лопнуло. Выбрав особенно крутой поворот, она встала на дыбы и пустилась иноходью – такой вид бега довольно обычен для дромедаров, – в результате чего барабанщик отлетел как на крыльях в ближайшее ущелье, которое с распростертыми объятиями поджидало его внизу. На горбе остался висеть лишь обрывок грязной веревки. Послышался душераздирающий крик и тяжелый удар.
Строптивую верблюдицу быстро поймали и остановили караван. Как ни искали, но барабанщика так и не нашли. Темные тени скрывали немые недра отлогого каньона.
– Лучше завтра или послезавтра подлетим на дирижабле и достанем тело, – решил солист Кари Юла-Пупутти. Оставалось только подмаслить трагический момент дозой опиума. Так Кари стал не только фактическим лидером группы, но, что важнее, ее духовным предводителем. Переполняемый гордостью, он то и дело повторял, что если Танели Расакка был чертовской породы, то он, Юла-Пупутти, – сам черт. Кари бывал за границей, поэтому в группе его считали полиглотом. Он несколько лет проработал судомойщиком в одном лондонском ресторане затем диджеем в популярном у ирландцев кабаке в Ист-Энде и никогда не упускал случая похвастаться:
– Я мыл пепельницу для самого́ коронованного принца Эдварда!
Когда взбесившегося верблюда наконец вернули в ряды, караван продолжил путешествие, омраченное внезапной гибелью барабанщика. Вечером разразилась сильная гроза. Черт побери, господи спаси! Буря в Тибетских горах – не шутка. Яки и верблюды припали к земле. К счастью, ненастье скоро утихло, и снова выглянуло солнце. Уставший караван с восемью баллонами жидкого водорода для «Феи» и сытным обедом для верных товарищей добрел в конце концов до лагеря.
Но дирижабль и его хранители как сквозь землю провалились. Путники безнадежно опоздали, товарищи их не дождались.
– Проголодались, наверное, вот и улетели, – уныло пробурчал Але-Гоп.
Хемми Элстела закупает двенадцать паромов
ЗАО «Реки Оулу» когда-то слились с «Иматраэнерго», а потом их купила корпорация «Фортум» – именно она должна была дать разрешение на строительство в низовьях Пюхакоски. Этим занялась Милла Сантала. Взяв с собой инженера Осси Хулкконена и охапку чертежей, она поехала в Эспоо, в главный офис компании.
Начальник проекта Элстела сам себе удивлялся: давненько у него не было приступов уныния, а рвение и жажда деятельности держались рекордно долго. Доктор Ирена Кортекаранта, хирург, а не психиатр, посоветовала не волноваться по поводу прилива энергии. Но если Элстела захочет проконсультироваться со специалистом, у нее есть знакомый психиатр. Сеппо Сорьонен учился вместе с ней в Швейцарии, за время практики он мягко, но неумолимо успел вправить мозги многим и теперь считался ведущим психиатром в сумасшедших домах Северной Похьянмаа. Элстела позвонил Сорьонену, тот сразу его успокоил, уверив, что после маниакальной стадии далеко не всегда наступает депрессия. В редких случаях энтузиазм может приобрести перманентный характер. С легким сердцем и новыми силами Хемми с головой погрузился в проект.
В ожидании отчета из главного офиса «Фортума», который должны были подготовить Милла и Осси, Элстела занялся паромами. Он позвонил в Министерство путей сообщения и сразу получил необходимую информацию. В министерстве шли под списание десятки старых паромов разных размеров и конструкций – было из чего выбрать. До отъезда в Хельсинки инженер Осси Хулкконен посоветовал брать паромы минимальным весом 30 тонн, но лучше, конечно, чтобы из двенадцати хотя бы четыре были крупнее, по 40 тонн. Министерство готово было предоставить Элстеле восемь паромов по 33 тонны, два весом 44 тонны и два – 60 тонн; всё за вполне адекватную цену – 600 000 евро. Учитывая количество паромов и их общую грузоподъемность, цена была очень умеренная, Элстела принял предложение, Лильероз его одобрил. Цена низкая, но клиент должен был сам организовывать и оплатить доставку паромов на место.
На озере Оулуярви тоже было несколько паромов, но от них Элстеле пришлось отказаться из-за неудобной логистики. Большую часть все равно придется забирать с моря. Лильероз сказал, что сразу после схода льда надо будет на буксире перевезти паромы из Финского залива и архипелага Турку в Ботнический залив. Оттуда их на фурах доставят в Леппиниеми, там пришвартуют к берегу и оборудуют под строительную площадку. Вначале они забрали два парома по 44 тонны, затем восемь паромов по 33 тонны и в конце два тяжеловоза по 60 тонн. Четыре самых тяжелых парома имели моторы, их использовали в качестве буксира для подвоза остальных. Позже на них можно будет перевезти «Мимми» со строительной площадки вверх по течению, к запруде Монтанлампи. После строительства ГЭС Маонталампи стала больше похожа на озеро, 1400 метров в длину и около километра в ширину, если считать по карте, изданной Федеральным агентством геодезии и картографии в 1999 году, масштаб 1:20 000. Только на карте не была отмечена глубина, ее вообще вряд ли измеряли, так как строительство гидростанции перекрыло реку Оулуйоки и по ней больше не ходили торговые суда. Зато движению паромов ничего не препятствовало, так как усадка даже у самых тяжелых была минимальной – несколько десятков сантиметров.