О, эта схватка будет мне материалом для целой книги — карлиады. Карл против алкодраконов. Карл, побивающий четырехголовую гидру! Или то будет гриэлиада — ибо я, конечно же, стану биться на стороне своего сводного брата-близнеца!
Впрочем, если алкодраконы имеют при себе ножи — будет полный гриэлец. Но доблестный Карл наверняка тайно вооружен дубинкой со свинчаткой — всякий мастер вышибальных наук обязан иметь такую. В этом случае с логотипом «Меховой шубки». Чтобы при ударе логотип запечатлевался на лбу ударяемого… или удареваемого?
Карл с дубинищей против алкодраконов, с ножищами.
И все равно я жизни своей не пощажу за сводного брата-близнеца!
И лишь тогда унырну в кусты, когда алкодраконы наставят на Карла автоматы, а он, великий каратист, попробует их у-каратить.
А впрочем, я и тогда не унырну, я их тоже за-карачу, пока они на карачках не у-каракают…
— Да ладно, шеф! — говорит вожак четверки. Он не чернокожий, однако держится и говорит как черная шпана.
Остальные стайкой сбились вокруг него.
Думают, они крутые. Где-то в каждой из этих черепушек сидит отдельная личность. Но она сидит так глубоко и в таком темном углу, что ее ни с каким фонарем не найдешь.
Они так воспитаны, что их личность сидит и не высовывается. Главное — поза. Поза крутого. И какое-то смутное понимание, что к себе надо требовать уважения — иначе затопчут. Даже если сам себя не уважаешь — все равно требуй к себе уважения. Отсюда и пузыристые куртки на солнцепеке. Мы — большие.
Нет, вы не большие. Вы — раздутые.
— Не говнись, шеф, — как бы вполне дружелюбно говорит другой парень и сплевывает.
На меня они ноль внимания. Я половиной корпуса в клубе, половиной снаружи. Парни смотрят только на Карла. Знают, кого бояться. Умные ребятки.
— Нам же по восемнадцать, — говорит вожак.
У Карла такие темные очки, что непонятно, куда он смотрит. На его губах намек на улыбку, но это нейтральная улыбка — без вызова, без желания унизить наглую детвору. Умный Карл.
— В другой день — добро пожаловать, — говорит он.
— У нас денег до и больше. — Вожак четверки вытаскивает из кармана куртки скрученные в трубку банкноты и машет ими перед лицом Карла. На губах щенка презрительная усмешка.
Перехваченная резинкой трубка внушительного размера. Я пытаюсь сообразить, сколько у него там. Верхняя купюра — двадцатка. А трубка диаметром два дюйма. Как говорят американцы — сами занимайтесь арифметикой.
На Карла это производит нулевое впечатление. И понятно. Мимо Карла и брунейский султан не прошмыгнет, если он несовершеннолетний или уже пьяный. Размахивание деньгами только укрепляет Карла в решимости не пускать. Вожак шпаны воображает, что в его руке волшебная палочка. Но с тем же успехом он может размахивать перед Карлом разрешением на получение социальной помощи. И парень сует деньги в карманище своей куртки.
— Извините, джентльмены, — говорит Карл, дока по части иронии.
Куртки испепеляют его презрительными взглядами, разворачиваются и уходят. Вожак бросает через плечо:
— К-коз-зел!
Святой Петр-ключник поворачивается ко мне.
— Стало быть, всё путём, Карл? — говорю я.
— А как же иначе, мистер Шарки! Проходите, пожалуйста.
Оба мы делаем вид, что ничего не произошло, хотя Карл только что доказал, до какой степени он здесь на своем месте.
— Терри, надеюсь, в клубе? — спрашиваю я.
Четверка удаляется особой, киношно-гангстерской походочкой. Они и сейчас, наверное, воображают себя крутыми. Я чувствую ткань своих карманов, к которой липнут мои мокрые ладони.
— Увы, мистер Шарки. Вы не поверите — отправился с супругой в театр! На премьеру мюзикла.
У меня сердце падает. Пролетел.
— Ах вот как, — говорю я с веселой улыбочкой и спрашиваю, хотя отлично знаю ответ: — И что за премьера?
— «Подружка гангстера».
Пока я стою в растерянной нерешительности, Карл пропускает в клуб пожилого клиента.
— Ладно, — говорю я, — мне нужен был именно Терри. В другой раз загляну.
На прощание я хлопаю Карла по плечу и иду прочь. При этом я не спускаю глаз с удаляющейся четверки. Вперед, за ними! Нельзя их упустить!
Позже я горько — очень горько — раскаюсь в том, что три поганые кружки пива и отчаяние вложили мне в голову эту якобы гениальную идею. У себя дома я достану из холодильника бутылку водки и надерусь всерьез. И когда после второго стакана я начну наконец ясно соображать, в моем сознании вдруг громыхнет то, что в течение дня тщетно и не единожды пыталось докричаться до меня из глубин памяти: я забыл встретиться с Дженни!
Вспоминая о том, что сейчас случится, я всякий раз буду кривить свою разбитую рожу — добавляя к боли душевной боль физическую.
Но пока что я весь во власти гениальной идеи.
Нагнав парней быстрыми шагами, я замедляю ход — иду за ними на безопасном расстоянии. Они явно направляются к станции подземки. Что ж, подходит.
Где бы эти шпанята ни раздобыли эту трубищу банкнот — уж точно не из папиного кармана и как пить дать незаконным путем. Воображают, будто такие бабки делают их людьми. Воображают, будто такие бабки открывают им все двери. Воображают, будто привилегии и уважение можно купить. Кто-то должен грубо опустить их на землю и отнять глупую иллюзию победы. Кто-то должен отнять у них эти самые бабки. И на эту роль я подхожу не хуже других.
Один из них закуривает и продолжает курить, уже войдя в станцию подземки, что категорически запрещено. Видите, какие хулиганы?! Так и напрашиваются, чтобы какой-нибудь высокоморальный сукин сын типа меня их строго наказал!
Я с трудом сглатываю, ощущая все детали мучительного движения слюны по глотке и пищеводу.
Живот у меня подводит от страха.
Но мысль о гостеприимно оттопыренном кармане куртки и о том, как запросто и нечувствительно войдет туда моя рука, приятно кружит голову.
Это можно провернуть, проходя мимо вожака анораков по эскалатору или на платформе, когда толпа повалит к подошедшему поезду.
До сих пор я ни разу не пробовал себя в роли карманника — никогда не мечтал о подобной карьере и даже фантазий на эту тему не имел — на мою голову хватало приключений!
Однако вряд ли это так уж трудно, тем более для бывшего гитариста. А в данном конкретном случае — с такими лохами и таким элементарным карманом — и вовсе как два пальца обоссать.
Надутых индюков в надутых куртках надо обирать немилосердно!
Я прихожу в такое возбуждение, что мало-мало не плюю деловито на руки.
Наблюдаю за анораками дальше.
Им, богатеньким, западло́ купить билеты. Чтобы пройти через турникет, они пристраиваются влотную за пожилой леди — и, как только ворота открываются, так толкают ее вперед, чтобы успеть проскочить за ней втроем, что она едва не падает. Видите? Чистейшие хулиганы и мерзавцы, которых просто необходимо наказать!.. Впрочем, я проделываю тот же фокус с другой пожилой леди (менее грубо, потому что я все-таки один).