В пабе мои уши ласкает первый альбом «Де Ла Соул». Их первенец — мой любимейший альбом из всего хип-хопа. О чем-то он мне сейчас властно напоминает… Но прежде чем я успеваю разобраться в своих чувствах, во мне уже пинта пива — словно еще и пить не начал, а кружка пустая. Беру вторую и балдею дальше под «Де Ла Соул». Успешно борюсь с желанием нюхнуть. Читаю кем-то оставленную газету. Особенно внимательно — сенсационные истории. Скоро и моя будет тут красоваться.
И, конечно, не могу отказать себе в удовольствии скормить фунт игральному автомату. Было времечко, причем совсем недавно, когда одного фунта хватало на десять ходок.
Помню, мы, «Системайтис», призывали народ все свои денежки разом просадить в игральных автоматах — чтоб спровоцировать экономический коллапс распроклятого капитализма.
Теперь одного фунта хватает только на четыре попытки.
Первая — будит надежду.
Вторая — заводит.
Третья — удручает.
Четвертая — мешает тебя с дерьмом.
Чтобы опять воспрянуть духом, покупаю третью кружку пива.
К тому моменту, когда я вываливаю из паба на солнцепек, с тремя кружками пива в пузе, мои мозги рвут и мечут.
И я с ними согласен: чтобы правильно закруглить этот удачный день, необходимо нюхнуть пару раз… и еще раз.
Однако на кокаин нужны деньги, а у меня карманы пустые — и не просто пустые, а совсем пустые. Будь у меня сейчас хоть грош, я бы из него вырастил нужную сумму — сегодня у меня пруха, а бандит в пабе отобрал у меня фунт по чистой случайности.
Тотализнуть или не тотализнуть — вот в чем вопрос! И за какие шиши? Шишей — не шиша. Поэтому — ша!
Мои фирменные штанцы не пузырит ни единая купюра, ни единая монета. И, как всякий истинный британский аристократ, я не имею ни пенни в банке.
Будучи человеком от природы недоверчивым, я еще раз обыскиваю себя самого — даже в носки заглядываю.
Нет, я чист от скверны денег.
Однако смею ли я отравить такой распрекрасный день неналичием наличности?
Если я суну в банкомат свою кредитную карточку, которой я подгребал кокаин, машина чихнет и расхохочется мне в лицо.
Выход один — стрельнуть. У того же Терри. С этой мыслью я ковыляю враскачку к станции «Лестер-сквер». Спускаясь в подземку, я думаю, что этот сукин сын просто обязан компенсировать мой облеванный рукав.
Я пристраиваюсь к спине толстой туристочки, и мы на пару проходим через турникет. Туристочка ошарашенно оглядывается на меня — возможно, она уже давно не имела такого плотного контакта с мужчиной. Я громко извиняюсь и бормочу что-то об испорченном соседнем турникете. Преимущество иметь на себе дорогой и чистый костюм — ни туристам, ни аборигенам, ни служащим подземки не приходит в голову, что так одетый человек способен ловчить и экономить на билете!
На платформе я разглядываю огромную афишу «Подружки гангстера» — она на стене за путями. Мысленно я украшаю афишу моими словами:
ПРЯМАЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ ВИАГРЕ
Хорошо бы смотрелось.
Бенстид так бы и балдел, блудливый виагрец.
И миссис Би получит свою порцию удовольствия.
Ишь, в кружевном корсете на китовом усе и чулочки в клеточку!
А если тебе рога пририсовать, понравится?
Ужо выйдет моя статья — придется корсетик распустить, чтоб продышаться от злости!
А может, она только рада будет — юристики тут же подскочат и расскажут, сколько она заработает на успешном разводе.
Во всей этой истории пострадает одна Хайди — разумеется, в случае, если я ее не выручу из беды.
Она, бедняжечка, пока не знает, что ей грозит беда… и спаситель из беды.
Пока я жду поезд, эти мысли вертятся у меня в голове — такие же головокружащие, как и три только что выпитые кружки пива. Ах, Хайди, Хайди, ты мое спасение, прощение и моим гормонам гармония.
Когда поезд появляется из туннеля, чтобы унести меня к секретной станции, откуда секретный лифт вознесет меня прямо в рай «Меховой шубки», я пуляю жвачку в миссис Би.
Выстрел в общем и целом удачный, только я не попадаю в ее кружевную сиську.
Жвачка повисает на ее соблазнительной клетчатой коленке.
Входя в вагон, я злорадно думаю: хотел бы я поглядеть, как ты отчистишь от скверны эту афишу, Дерьмо Собачье. Что, слабо́?
К сожалению, у «Меховой шубки» все-таки нет собственной секретной станции подземки с секретным лифтом.
И наверх приходится топать своим ходом.
Однако на улице все то же доброе солнышко, и я подставляю ему то одну щеку, то другую.
На душе диковинный покой.
Мое твердое решение раздобыть кокаина дало смысл и цель всему дню, прежде заурядно бестолковому.
А раздобыть кокаина я решил потому, что он у меня связан со всем хорошим.
Счастье от грядущей статьи не может быть полным, пока я не нюхнул как следует.
Кокаин, успех и уверенность в себе связаны в моем сознании намертво. Хотя на самом деле я потребляю кокаин потому, что не могу позволить себе ничего дороже.
Однако в прошлом кокаин был престижен — и я прилежно поддерживаю в себе устарелую веру, что нюхать — это венец всего.
Я вообще дитя восьмидесятых — мастак втирать очки самому себе: загар, полученный на занюханной Холлоуэй-стрит, ношу как каннский, а единственный за всю жизнь дорогой костюм, который отжил свое еще пару лет назад, ощущаю на себе как только что купленный. Можно выдернуть человека из восьмидесятых, но нельзя выдернуть восьмидесятые из человека!
У входа в «Меховую шубку» топчется вышибала по имени Карл. Он был бы дьявольски похож на святого Петра-ключника, не будь он так похож на цепного Цербера.
— Всё путём, Карл? — говорю я, любуясь своим отражением в его солнцезащитных очках. Тоже приочкаренный, я смотрюсь как его двойняш, только на несколько лет старше и на несколько размеров хилей. Если подумать — очень далекий близнец.
— Пьяных не пускаем, — говорит Карл. — Как-нибудь в другой день заходите.
У меня от возмущения перехватывает дух.
С трех кружек пьяных не бывает, хочу сказать я Карлу — и тут до меня доходит, что он это не мне сказал, а четырем парням, которые подвалили, пока я любовался собой в Карловых очках.
Несмотря на зверскую жару, они в теплых пузыристых анораках. По виду — старшеклассники из провинции, гуляют на каникулах. Продукты несчастных семей и дурного воспитания. Всё утро надирались и планировали ломануть в Вест-Энд, чтобы оторваться по полной, со стриптизерками и так далее. И вот они тут — и, возможно, уже настолько на взводе, что готовы накинуться на Карла, который стоит у входа как шкаф… нет, как несгораемый сейф.