Мы прошли через купол, проплыли по знакомым улицам. Русалы приветствовали нас, но я не откликалась. Слезы высохли, но в горле стоял ком. Я словно заледенела внутри.
— Плывем во дворец или хочешь к себе? — тихо спросил Глин, улавливая мое настроение.
— К себе.
Мы доплыли до моего дома, остановились.
— Я хочу побыть одна, Глин. Спасибо тебе.
Ему хотелось остаться, точно знаю, но, видимо, пряталось в моем взгляде что-то такое, не оставлявшее ему выбора.
Как во сне я открывала калитку, превращалась в человека, поднималась по лестнице. Усталая и опустошенная, снова расплакалась, а потом провалилась в беспокойный сон.
Открыла глаза уже на закате и увидела, что вокруг меня находятся родные. Лимфил, про которого я чуть не забыла, мурлыкал под боком, делясь теплом. Меня обняли, заставили привести себя в порядок и поесть. В вазу поставили свежие розы, срезанные в саду.
Я уткнулась в плечо дяди, принимая его поддержку.
— Возле озера тебя все еще ждут, — тихо напомнил Глин.
— Как ты? — спросила Алона.
— Плохо.
Мы так и сидели. Я, Агрий, Алона и Глин. Почти не разговаривали. Но я чувствовала их тепло и поддержку.
К обеду появились друзья, прознавшие про мою беду. В душу лезть не стали, лишь посочувствовали и попытались приободрить. Я поплавала в озере, порасспрашивала о новостях и уснула прямо на поляне на берегу, где меня утром и нашел Глин.
— Как Даринель? — спросила я.
Глин, конечно, был возле озера. Оно теперь никуда не исчезнет, раз там статуя Арана. Ее, как и Аранатариэль, не удастся сдвинуть с места.
— Могло быть хуже. Волнуется, переживает, но не ревет, как ты, целый день напролет.
— Ей просто нельзя. Скоро должен родиться ребенок.
— Никто тебя ни в чем не винит, Ари, — вздохнул русал.
— Знаю. От этого не легче.
— Про Лира узнать не хочешь?
— Нет.
Дальше дни потянулись медленно, сливаясь в один, пока однажды я не почувствовала, что боль утихает.
— Сколько прошло времени с тех пор, как я здесь? — спросила Глина, который уплетал только что испеченную мной шарлотку.
— Шестые сутки, — сказал он, наливая чай. — Пришла в себя, да? Я все ждал, когда спросишь про время.
— Нужно возвращаться. Не могу их всех бросить.
— Мудрое решение, — раздался голос вошедшего на кухню дяди.
Он тоже, не удержавшись, потянулся за пирогом. Появившаяся Алона молча налила чай.
— Мы проводим тебя, — сказал Глин, когда с едой было покончено.
— Спасибо, — обнимая его, прошептала я. — За то, что вы для меня сделали. Я люблю вас.
— И мы тебя. Не благодари, семья она и есть семья, — улыбнулась Алона.
Когда мы шли по городу, я вспомнила о подарке Тадеуша.
— Дядя, если он твой друг, как же не узнал маму, когда она к нему попала?
— Они не были знакомы, Ари.
— А ты не открывала шкатулку? — спросил Глин.
Я покачала головой. И неожиданно поняла, что готова это сделать. Случившееся с Араном словно заставило принять смерть мамы. Странно как…
Возле купола мы начали прощаться. Дядя напомнил, что мне здесь всегда рады, и пообещал по возможности заглядывать к нам в гости.
Я покинула Серебряный город, немного поплавала и телепортировалась к статуе Арана.
— Тир! — позвала, заметив, что он находится в воде спиной ко мне.
Обернулся.
— Вернулась! — выдохнул он. — А я уж было хотел попробовать телепортироваться в Серебряный город, чтобы поговорить. Лиру очень плохо.
Тир подплыл к берегу.
— Защиту на чтение мыслей не снимешь? — осторожно спросил он.
Я покосилась на статую Арана, вздохнула.
— Ты иди… Я позову Лира.
— Не поубиваете тут друг друга? Он очень любит тебя, Ариадна. Постарайся его понять и простить.
Я не ответила. Не знала, смогу ли, найду ли силы…
— Лир винит себя в случившемся.
— Но разве честно было…
— Ари, — мягко оборвал Тир, — честно или нет, но дело сделано. И этого не вернешь. Аран все еще жив. И он точно бы не хотел ссоры между тобой и Лиром.
Почему так сложно найти слова и объяснить, что я чувствую?
— Лир — мой единственный, любимый брат. Представь, каково ему было сделать выбор между дайари и лучшим другом? Даринель говорит, сейчас Лиру еще хуже, чем когда ты от него уплыла. Не наказывай его так жестоко, Ариадна. Легче нож в сердце…
Я растерянно посмотрела на Тира, не сводившего с меня глаз. Он искренне переживал за брата.
— Ты потеряла маму, отца, брата по крови. Теперь на очереди Лир. Уверен, желать ему плохого не собираешься, но…
Тир вдруг оборвал себя на полуслове, поднялся и начал одеваться. Хвост он высушил легким теплым ветерком.
— Подумаю, Тир, — честно ответила я.
Едва он ушел, призвала шкатулку мамы. Коснулась крышки пальцами. Когда-то точно так же ее гладила и она. Странное ощущение, но почему-то приятное. Мама… Как же иногда мне нужен именно твой совет! Ты ведь тоже отдала жизнь, чтобы спасти. И я тебя в этом не виню.
Когда до слез наговорилась с тишиной и вытерла щеки, я открыла шкатулку. Внутри оказалось письмо. Тонкая белая бумага, свернутая трубочкой и перевязанная синей лентой, а под ней — браслет и маленький темный флакон с плескавшимся внутри зельем. Повертела его в руках. На глоток хватит, не больше. Надеюсь, мама написала, что за эликсир оставила и для чего.
Затем взяла в руки серебряный тонкий обруч. Дайари. Это точно ее украшение! Мама была для кого-то единственной? Для папы? Почему тогда браслет в шкатулке? Он же должен был исчезнуть, когда мамы не стало! Или же…
Она его не надевала. Мама знала: за ней гонится тень ведьмы. И понимала, если не справится, умрет, то… Что? Почему же она ничего не рассказала близким?
Получается, раз браслет не исчез, отец жив? Только где его искать? Тень ведьмы упоминала, что отправила его к оркам, там он и сгинул… А если нет?
Почему-то все пути ведут именно туда. И отец Арана тоже у орков.
Сможем ли найти и спасти обоих?
Как бы мне хотелось знать ответы на свои многочисленные вопросы!
Я бережно положила серебряный браслет на дно шкатулки и развернула письмо.
«Ариадна, милая моя доченька!
Ты еще не родилась, толкаешься у меня под сердцем, а я уже пишу это письмо. У всего есть цена, моя радость. Заплачу за свое счастье и я. Мой срок истекает. Так сказала морская ведьма».