Привычный пейзаж на улице Красноармейской
И сегодня здесь мало что изменилось
Моя мама, Марина Васильевна, за работой
Я в возрасте 5 лет
Мой отец Патрушев Егор Григорьевич
Список погибших, в котором числилось имя отца
Во время учебы в Томске
«Свидетельство о болезни». Страница 1
Карта Черного моря. (Взята из старого атласа СССР, авторские права не известны)
«Свидетельство о болезни». Страница 2
Карта Черного моря. (Взята из старого атласа СССР, авторские права не известны)
Перед заплывом из Батуми я купил себе компас и ласты. Снимок сделан одним из членов команды пловцов в Батуми, ничего не подозревавшем о моих планах
«Четыре мушкетера» в лагере для перемещенных лиц в Стамбуле: Драгне, я, Владимир и Тодор
В лагере для перемещенных лиц в Левенте (пригород Стамбула), где я старался восстановить спортивную форму, потерянную в турецком заключении
Дни иммиграции в Стамбуле. Энн (коллега Иды), Владимир, Ида и я
Фамилия автора в розыскных списках КГБ, напечатанных в «Посеве»
Лодка доставляла желающих нырять за крестом в залив Золотой Рог
Махариши Махеш Йоги, научивший меня медитации в 1966 г
С дочерью Риммой в Мельбурне, Австралия, 1967 г.
На любительских соревнованиях по лыжному слалому в Австрии
На «Свободе» автор вел спортивные программы во время двух Олимпиад — летней в Мюнхене и зимней, в Саппоро
Удостоверение корреспондента «Свободы»
На Кипре после окончания мюнхенской олимпиады
На ферме в Новой Зеландии. Шутя, я называю эту ферму своей «Ясной поляной»
В 80-е годы местом обитания автора стал Сан-Франциско
С продюсером радио Эй-би-си в Австралии Джули Коуплэнд
В 1983 г. исполнилась моя давнишняя мечта — посещение Каннов
ЗА КОРДОН
Этот вызов усилил мое беспокойство. Я проклинал себя за неосмотрительность, включая анекдоты. Какой растяпа! Не растопило ли теплое солнце Черного моря мои сибирские мозги? В наилучшем случае беседа в КГБ была тем, через что должен пройти каждый вновь прибывший. В наихудшем — это первый из серии допросов, во время которых КГБ собирается раскопать мою историю.
Я вспомнил, что читал о спецпсихушках. Если меня арестуют, такой судьбы не избежать. Оставался только один шанс вырваться. Последний.
Я продолжал создавать видимость нормальной жизни. Ежедневно плавал, занимался в спортзале и больше не пытался дружить с турецким консулом. Изучал в библиотеке карты. Стал сверхосторожным. К книжным полкам с картами приближался, только проверив, что никто меня не видит, а изучая карты, накрывал их другими книгами. Жадно вслушивался в истории о побегах или о попытках бежать, которые эпизодически всплывали в разговорах с товарищами по работе или с пловцами нашей команды. В них было мало утешительного.
Ни одного успешного побега! Люди, в основном, говорили о тех, кто недавно сбежал в ходе загранпоездок, подобно Голубу или Нурееву. Последние новости о Голубе не радовали: по словам советских газет, терзаемый раскаянием и ностальгией, он, в конце концов, «приполз» обратно в советское посольство в Брюсселе, после того как «иностранные спецслужбы выжали и выбросили его».