– Господи, Эйприл, конечно, я испугался.
До меня дошло, что он принял мои слова за обвинение, что я подвергла сомнению его храбрость.
– Нет, я не о том. Ты из дома-то выйти боялся, чуть не завывал. Но когда этот парень на меня бросился, ты…. – Я начала плакать.
Не красивыми слезами, которые красноречиво сказали бы Энди, как я тронута и поражена тем, что он первый и единственный человек, который действительно бросился мне на выручку. А шумно, безобразно. Со всхлипами и рыданиями. Стонами. Энди, болван, тощий клоун, поднял свою бесценную камеру и обрушил на голову человека. Да, уже видоизмененного человека, но все же.
Я думала обо всех этих вещах, но вместо того, чтобы произнести их, я издавала громкие ужасные звуки. Я свернулась в позу зародыша, отчего спину обожгло болью и закричала еще громче. Энди встал убрать мне волосы и утешить. В тот момент, когда он дотронулся до меня, я схватила его, как утопающий соломинку, потянула на больничную койку и заляпала его чистую рубашку своими слезами и соплями.
– Ты гребаный милый придурок, это был самый смелый поступок, который я видела в жизни. Ты спас меня. Ты спас меня. Ты спас меня. – Я знала, это не совсем так, но думаю, он понял, что я имела в виду. Думаю, что и вы тоже.
* * *
На следующее утро в больнице были все. Родители, Дженнифер Патнэм, Энди, Миранда и Майя. Даже фельдшер Джессика заскочила поздороваться. И хотя все определенно пришли, чтобы меня увидеть, они явились в одно и то же время, потому что ожидался визит президента с прессой. Суточный видеомораторий означал, что у нас было немного свободного времени, чтобы подготовиться и (смею сказать) расслабиться за несколько часов до ее появления.
Я около часа провела наедине с родителями, что только приветствовалось. Они изо всех сил старались держать лицо и не показывать мне, как ошарашены (что им, конечно, не удавалось). До этого момента мне в голову не приходило, что я принимаю решения, которые так глубоко их затронут.
Они болтали о медовом месяце Тома и своих странных соседях и делали все возможное, чтобы это выглядело как обычная беседа родителей с ребенком. Знаете, чего они не сделали? Они ни разу не спросили: «О чем ты думала?!» Не потому, что знали ответ или сами все поняли, – навряд ли. Они не спросили об этом, потому что уж точно я не сама себя ранила, а когда радикальный экстремист наносит удар кому-то в спину, единственный виновный – это сам радикальный экстремист.
– Но ты вот-вот встретишься с президентом! – воскликнула мама, пытаясь снова увести разговор от той части, где ее дочь почти умерла.
– Вообще-то вы тоже ее увидите, – напомнила я ей.
– Но это не то же самое: она пришла к тебе из-за того, что ты сделала!
– Скорее уж из-за того, что сделали со мной.
Папа продолжил мысль мамы:
– Думаю, ты знаешь, что это не все, дорогая. Мы очень гордимся тобой, Эйприл, ты воспользовалась возможностью, чтобы сказать добрые и мудрые вещи, даже если сейчас не до доброты и мудрости.
– Это просто личность, которую я выстроила, это даже не я.
Они оба улыбались мне, как глупые щенки, а потом мама сказала:
– Эйприл, ты не создаешь бренд, ты создаешь себя.
С затуманенным взглядом папа добавил:
– Так легко забыть, что тебе всего двадцать три года.
– Тьфу, – сказала я, потому что всегда так реагировала. Они оба улыбались, как дурачки.
Некоторое время спустя вошел Робин и представил меня стилисту Ви, которой предстояло привести меня в порядок перед фотосессией. Я знаю, что симпатичная, но было время, когда я ненавидела пользоваться этим. Вот за что я полюбила Майю. В отличие от всех, с кем я когда-либо встречалась, думаю, она сперва оценила мои мозги, а потом уже внешность. И это действительно круто.
С момента появления Карла я больше работала с лицом, но в основном стремилась выглядеть старше и профессиональнее. Я стала внимательно следить за внешним видом, и я не просто хотела выглядеть красиво – я хотела выглядеть серьезно и значительно. Впрочем, красиво тоже было хорошо, потому что, если людям нравится смотреть на тебя, они будут тебя слушать. Паршивый трюк, но работает. Это не просто совпадение, что Андерсон Купер может пробить дыру в твоем сердце своими крутыми синими глазами. В начале процесса я решила, что нет никаких причин не использовать преимущества, которые у меня есть.
Но когда стилист достала свое маленькое складное зеркало и огромный ящик, полный неприлично дорогих косметических продуктов, и спросила меня, как я хочу выглядеть, честно говоря, я не могла ничего придумать. Я не чувствовала себя той женщиной, которую видела в новостях. И я не могла выглядеть элегантно или гламурно: я была в больничном халате. Мне стало очень неловко, все-таки это будет мое первое появление после нападения. Запись разойдется по всему миру, а я оказалась в чрезвычайно уязвимом положении. Мне лежать в кровати? Этого ли хотела президент? Нужно ли, чтобы я выглядела слабой? Думаю, Робин понял мои страдания.
– Эйприл, – сказал он, – что, по-твоему, люди должны почувствовать, глядя на тебя?
– Что Защитники создали почву для экстремизма, а мои доводы – единственное, что стоит слушать?
– Правда?
– Ну в смысле такова же была цель?
Он повернулся к стилисту:
– Ви, ты не оставишь нас на минуточку?
Она слегка округлила глаза, но ответила «да, конечно» и покинула палату.
– Эйприл, – серьезно продолжил Робин, – это совершенно новая история. Как думаешь, какой главный вопрос будут задавать себе люди?
– Почему произошли атаки? Почему кто-то хотел меня убить?
– Безусловно, это тоже. Но после выхода новостей первое, что подумает мир: почему Карл спас тебя, а не сотни других людей, которые вчера погибли.
– О. – Я отвернулась от него. – О, – повторила я, потому что не знала, что еще сказать.
– Каков очевидный ответ на этот вопрос?
Я сама себе поверить не могла, но больше ничего на ум не шло:
– Потому что я важна.
– Есть две причины, почему ты имеешь такое значение, и ни одна из них не является хорошей.
На секунду я замолчала. Что бы я подумала, если бы узнала, что таинственная сила впервые четко проявила себя, чтобы убить человека и защитить одну девушку в Нью-Йорке?
Или:
1. Я была важна для их плана, а их план состоял в том, чтобы помочь человечеству. Тогда некоторые люди начнут воспринимать меня как мессию. Или…
2. Я была важна для их плана, а их план состоял в том, чтобы навредить человечеству, и в этом случае я становилась худшим из всех предателей, которые когда-либо существовали.
Робин не стал говорить все это вслух и продолжил: