Право последней ночи - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Ланской cтр.№ 55

— Будет, — твердо проговорил Алексей. — Я ведь тебя так люблю. Я вообще не знаю, как без тебя жить!

— Это я тебя люблю, — возразила Ольга и подставила ему пересохшие, горячие губы.

Они самозабвенно целовались несколько секунд, до того момента, пока не открылась дверь и в дом не ввалились вооруженные мужчины в камуфляже. Вбежавший следом Волин застыл на месте, оглядывая последствия побоища на кухоньке: стонущего Ваньку, тушу мертвого медведя и труп старухи, а потом посмотрел на двух обнимающихся людей, сидящих в горнице прямо на полу.

— Здрасьте, — пробормотал он, смущенно кашлянув, и указал глазами на валяющийся автомат. — Вы бы не могли… того, оружие от себя отпихнуть?

Алексей дрыгнул ногой, и автомат откатился к порогу. Чтобы подобрать оружие, Волину пришлось перепрыгнуть через тушу мертвого шатуна. Взяв мокрый от крови АКС, Волин вздохнул.

— Ну, похоже, вам кое-что придется нам рассказать, — произнес он.

— Идите на хрен, — беззлобно поморщился Алексей. — Вы бы лучше врача привели.

Три дня спустя погода на дворе была почти весенней. Солнышко припекало так, что с крыши закапало, а воробьи, еще совсем недавно серьезные и нахохлившиеся, отважно расчирикались и затеяли под окном шумную драку, самоутверждаясь внутри своей мелкопичужной стаи.

— Может, все-таки стоило рассказать? — спросил Алексей. — Ну, как было?

— И что? — просипела Ольга. — Что это изменит? Тебе легче станет? Господи, Тарасов, он мальчишка еще с ватой в голове! А ты предлагаешь его в асфальт закатать за то, что у него крыша съехала из-за измены?

Алексей с трудом подавил улыбку. Ну вот, она сердится и снова называет его Тарасовым, как в старые добрые времена.

Оба находились в больнице. Алексею заштопали рану в плече, оказавшуюся неопасной. Обожженные ладони смазали на редкость вонючей мазью и туго забинтовали, пообещав, что скоро все пройдет. Простудившаяся Ольга маялась бронхитом, мучительно долго кашляла, до сухой рези в горле и боли в затылке, и разговаривала не своим голосом. Алексей даже сказал ей, что теперь она похожа не то на Сову из мультфильма о Винни Пухе, не то на мультяшных Товслу и Вивслу. Ванька лежал здесь же, под охраной, хотя в его состоянии он вряд ли мог куда-то сбежать. Медведь здорово порвал его, к тому же врачи опасались, что зверь мог болеть бешенством.

Волин заходил к ним с утра, чтобы взять показания, но Ольга не захотела топить несчастного Ваньку, вызвав у мужа бурю протеста.

— А если бы он нас пристрелил?

— Не пристрелил ведь!

— Оль, но мог же? Забыла, что он с тобой хотел сделать? Как ты могла его простить? Как вообще такое можно прощать?

Ольга горько усмехнулась, потом сползла со своего стула и забралась в постель к Алексею, стараясь не задеть его рук. Он ждал, пока жена, повозившись, устроится поудобнее.

— Леш, на самом деле, можно очень многое простить, если захотеть. Все от обстоятельств зависит. Неизвестно, как карта бы легла. Представь, Ваня не сбежал бы, не пришел в этот дом, а медведь, наоборот, явился? Ты же видел, он явно не первый раз приходил. Что бы мы делали без оружия?

— Люди такие скоты, — медленно сказал Алексей. — Бросили бабку одну в деревне, и никому до нее дела не было: ни ментам, ни врачам. Представляю, что ей пришлось пережить в последние дни. Никому не пришло в голову проверить. Знаешь, все считали, что деревня необитаема, а она там так и жила, совсем одна.

— Это ужасно, Леш.

— Жить одной?

— И жить. И умирать никому не нужной, забытой, без всякой надежды. Я себя ужасно чувствую, думаю, если бы мы ее увидели, то как-то помогли… Хотя бы на постель переложили. Ваньку обвинять легко, но ведь и мы ее не заметили, Леш! И это меня всю жизнь будет глодать. Не смогу я свидетельствовать, что Ванька хотел кого-то убить. Пусть уж все остается как есть, случайный выстрел, медведь и все такое, тем более что это правда, да и бабку не вернуть. Надо бы ее похоронить по-людски, хоть какая-то благодарность за дом, еду, защиту. И узнать нужно, как ее звали. Может, родственники есть, дети… Помнишь, портреты на стене?

Он помнил, но отвечать не стал, только засопел, сглатывая подступивший к горлу ком. Портреты из старого дома внезапно напомнили ему о собственной жизни, о друзьях, сыне, изменщице Лике, мерзавце Фильке, и Алексей с облегчением подумал, что у него еще не все так плохо.

Зуевы первыми подняли тревогу, узнав о беде, случившейся с друзьями. Именно Виктор и Алла примчались в больницу, едва стало известно, где находятся Тарасовы. Алла отпаивала Алексея и Ольгу куриным бульоном. Виктор, невзирая на протесты, выбил отдельную вип-палату, хотя в этом не было никакой необходимости, а сам умчался спасать брошенный в снегу автомобиль.

Потом в больницу приехала Лика, накрашенная, завитая, с тщательно отрепетированной тревогой в глазах и крохотным клатчем в наманикюренной ручке.

Увидев любовницу, Алексей изменился в лице и уволок ее подальше, в прокуренный закуток под лестницей, откуда уборщица гоняла злостных нарушителей режима, а они все равно там курили, стряхивая пепел в кадку с фикусом.

Разговора Алексея с Ликой Ольга не слышала, зато увидела, как та бежит по коридору, вскидывая тоненькие ножки, как антилопа. Мятые комья бахил на белых сапогах смотрелись потешно. Пробегая мимо Ольги, сидевшей на лавочке с безмятежным выражением лица, Лика притормозила, бросила на замотанное горло соперницы торопливый взгляд и злобно ухмыльнулась. Потом, фыркнув, задрала нос к небесам и продефилировала мимо независимой походкой, мол, видели бы мы вас всех в гробу, и ничего вы с нами не сделаете, молодыми, красивыми, роскошными…

После этой встречи на душе у Ольги было одновременно и гадко, и благостно, а еще появилась надежда, робкая, как первый цветок, что роковая прелестница ушла навсегда и больше в ее жизни не появится.

Вечером Алексей сходил на перевязку, а после обрадовал жену, что завтра его уже выпишут, но та, задумчиво катая по подоконнику апельсин, перебила:

— Знаешь, я тут о Ванечке думала.

Алексей понял, что она говорит не о дезертире, дремавшем на соседнем этаже, а о сыне, и настороженно насупился.

— В общем, я готова его отпустить. Я никогда Ванечку не забуду и еще очень долго буду выть от тоски, но траура с меня достаточно. Я устала жить одна в четырех стенах и думать о том, как мне плохо. Не хочу.

Он подошел ближе, сграбастал ее свободной от перевязи ручищей с перебинтованной кистью и прижал к себе.

— Оль, мы справимся.

— Мы? — уточнила она, вздернув брови, хотя прекрасно понимала, что он хочет сказать.

— Мы, конечно. Или ты думаешь, что я тебя куда-то отпущу?

— А я больше никуда и не уйду, — пообещала Ольга и прижалась к нему, вдыхая такой родной запах его тела, смешанный с резким запахом медикаментов. Прижимая Ольгу к себе, Алексей поцеловал ее в макушку, и зажмурился, чувствуя, как кончики пальцев наливаются жаром, отгоняющим грустные мысли.