Принцессы-императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Валентина Григорян cтр.№ 88

Для императрицы-матери Григорий Распутин был не «Гришка-сектант», не «Гришка-развратник», о котором спустя несколько лет стали так говорить и писать, а один из светочей истины, человек, который имел чудодейственные способности. Все другие аспекты личности этого спорного человека её не интересовали. Он стал вхож в царскую семью, его привечали, к его советам, даже касающимся высшей политики, прислушивались. «Может быть, правду говорят, что этот... загипнотизировал царицу и царя?» — задавались вопросы. Никому, кроме самого узкого круга царской семьи, не была известна истинная причина такого, казалось бы, парадоксального сближения Распутина с императорской четой: тайна болезни наследника престола хранилась с особой тщательностью. Поэтому люди и не могли понять, почему это вдруг Распутин приобрёл такую власть над императрицей, а её уединённость приписывали отвращению к чуждой ей России, даже близкие родственники замечали, что «Распутин раздражает общество и, компрометируя царскую семью, ведёт династию к гибели», на что обычно слышали возражение: «Распутин — великий молитвенник, а все слухи — клевета... Его ненавидят за то, что мы любим его». «Как они не могут понять, что молитвы Григория охраняют жизнь нашего сына, наследника престола России, и почему пренебрегают этим», — возмущалась императрица Александра Фёдоровна.

Всё это имело печальные последствия... «Роковое влияние Григория Распутина, — как напишет Пьер Жильяр, — было главной причиной гибели тех, кто думал найти в нём своё спасение».

Волнения, связанные с болезнью сына, серьёзно отразились на здоровье, принцессы-императрицы, и без того пошатнувшееся из-за частых беременностей. Она не знала дня без болезненных ощущений. В письмах к родным принцесса признавалась: «У меня каждый день болит голова. Сердце болит и расширено... временами чувствую, что больше не могу, и тогда накачиваюсь сердечными каплями...»

Фрейлина Буксгевден вспоминает: «Она постоянно испытывала боль, часто задыхалась, а тут ещё почти хроническая невралгия лицевого нерва, вдобавок к радикулиту, от которого она долго страдала».

Николай II вывез супругу на лечение в Германию. «Ты не думай, что моя болезнь угнетает меня саму. Мне всё равно, вот только мои дорогие и родные страдают из-за меня, да иногда не могу выполнять свои обязанности. Но если Бог посылает мне этот крест, его надо нести. Наша милая мамочка тоже потеряла здоровье в раннем возрасте. Мне досталось столько счастья, что я охотно отдала бы за него все удовольствия; они так мало значат для меня, а моя семейная жизнь так идеальна, что сполна возмещает всё, в чём я не могу принять участия». Так императрица Александра Фёдоровна писала в своём письме сестре Виктории.

С каждый годом прогрессировала нервная возбудимость. Как отмечают очевидцы, наступали минуты, когда нервы её отказывались служить, воля угасала, самообладание исчезало, появлялись истерика и депрессивное состояние: одиночество пугало, общество раздражало, музыка возбуждала, прогулка утомляла.

Несколько выравнивали душевное состояние императрицы поездки в Ливадию и особенно морские путешествия на царской яхте «Штандарт», где она была отделена от мятежной земли спокойным водным пространством. Здесь она чувствовала себя обновлённым человеком, лишённым долгое время свободы, воздуха, света. На пароходе не было той церемонности, которая «давила», с командой общались свободно, корабельных офицеров нередко приглашали на обед за царский стол. Императрица большую часть времени проводила, сидя на палубе: что-нибудь вязала или вышивала, писала письма, наблюдала за полётом чаек. Это да ещё смена пейзажных картин береговой полосы могли отвлечь императрицу от постоянно сверлившей её мозг мысли о болезни сына, о своей ответственности за него.

Любила Александра Фёдоровна делать фотоснимки островков, попадавшихся на пути. Они казались ей одинокими корабликами, для которых лучше было бы утонуть в морской пучине и скрыться под огромной толщей воды, чем соединиться с огромным континентом, полным суеты. Порой эти островки она в мыслях сравнивала с декоративно расставленными детскими игрушками, радующими глаз своими живописными формами и красками.

«Какой волшебной сказкой могла быть жизнь, если бы люди поняли, как хороша природа!» — восклицала она.

Своё настроение принцесса-царица передала в стихотворении «Два века»:

Единственное, что утешало душу гессенской принцессы, — это сознание того, что она принадлежит любимому мужу и детям, воспитываемым ею заботливо и разумно. Поскольку царская семья жила среди просторных парков Царского Села, девочки могли заниматься спортом: велосипед, верховая езда, теннис — или работать в саду. К сожалению, этих радостей был лишён их младший брат, лишь постоянное внимание, уделяемое ему окружающими, могло в некоторой степени восполнить недостаток подвижных игр. У него были друзья — мальчики, которых выбирали из числа детей дворцовых слуг, воспитателей и доктора, но он был под постоянным контролем старших. После болезни в Спаде при нём неотлучно находился доктор Деревенько, ассистент известного хирурга, профессора Фёдорова. Мальчик привязался к нему и любил играть с его сыном. Девочки имели больше свободы. Мать проявляла свой авторитет только при необходимости, чтобы не нарушать атмосферы абсолютного доверия, царившего между нею и дочерьми. Даже своим фрейлинам она не поручала постоянного надзора за детьми. Сама охотно присутствовала на уроках, интересовалась их проблемами, была в тесном контакте с учителями.

Все великие княжны были очень хороши собой, воплощение свежести и здоровья, но отличались друг от друга характером и наклонностями.

Старшая, Ольга, из всех сестёр была, пожалуй, самая умная, весёлая и очень музыкальная, она могла сыграть на слух любую услышанную мелодию или исполнять без нот. Выделялась она и своей безграничной откровенностью и искренностью.

Татьяна была ближе всех к матери и очень добра. Она готова была отказаться от своих планов, чтобы сделать то, о чём её попросили, охотно нянчилась с младшими, обладая практическим умом, помогала в организации официальных церемоний, устраиваемых царской четой.

Мария обладала талантом в рисовании. Она не отличалась большой самостоятельностью и самолюбием, ей даже нравилось быть в подчинении своей младшей сестры Анастасии, которая была заводилой во всех проделках и буквально блистала остроумием. Казалось, эта девочка ничего не боялась и не знала, что такое робость.

Несмотря на столь разные темпераменты и характеры, все четыре сестры были едины в любви друг к другу. В юности они утвердили своё единство ещё тем, что установили одну подпись на всех — ОТМА, составленную из первых букв их имён. От имени ОТМА они сообща делали подарки и писали письма, высказывали свои желания или протесты — последнее было чрезвычайно редко. Всё это, однако, не исключало личной независимости каждой и не мешало проявлению их индивидуальности. По мере того как девочки взрослели, шитьё и вышивание заменили им игрушки. Мать не любила видеть их сидящими без дела. Часто в комнате императрицы проводились «семейные вечера»: музицировали, читали, беседовали, занимались рукоделием. Приглашались иногда на такие семейные посиделки близкие друзья или родственники. В светских приёмах, за исключением тех случаев, когда этого требовал дворцовый этикет, дети, как правило, не участвовали.