Принцессы-императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Валентина Григорян cтр.№ 33

На могиле Охотникова была надпись: «Кавалергардского полку штаб-ротмистр Алексей Охотников, умер 30 января 1807 года на двадцать шестом году от рождения».

«Никто никогда не узнает, что скрыто для меня под этой надписью», — записала Елизавета в дневнике, который вела с первого дня приезда в Россию и хранила во всегда запертой шкатулке.

Писала Елизавета на французском языке, изредка включая отдельные немецкие и русские фразы. Этот дневник был истинным отражением её души и мыслей. На многие явления жизни она смотрела философски, но побороть в себе грусть не могла до самой смерти.

«Я жертвовала государю всем, как в малом, так и в большом... Я смешивала покорность ему с покорностью Богу, и это была моя религия... О Господи, ты меня создал такой. Я ничего не могу, ничего не хочу, ничего не знаю — я только люблю».

Главной целью Елизаветы Алексеевны было не раздражать Александра, дать ему полную свободу во всём.

Из рассказов матери Елизавета знала, что вступление её в жизнь свершилось в трудных родах, словно «сомневалась, принять ли жизнь, как будто знала заранее, что жизнь моя будет наполнена грустью».

В начале 1810 года младшая дочь императора Александра I от Марии Нарышкиной, Зинаида, тяжело заболела. Надежд на её выздоровление не было: девочка вскоре умерла. Елизавета выполняла роль утешительницы, зная, как тяжело её супруг переживает потерю ребёнка. И, как всегда в трудные для себя минуты, император нуждался в близости и поддержке жены.

«Говорят, ночная кукушка дневную перекукует. Я всегда была для него ночной, но не умела перекуковатъ дневных. Я — зловещая птица: если я близко — значит, худо ему; ему худо, а мне хорошо; чем хуже ему, тем лучше мне. Надо, чтобы он был в болезни, в несчастий, в опасности, чтобы я была с ним».

Не раз Елизавета задаёт себе вопрос: «Зачем я всю жизнь люблю человека, который не любит меня?»

О не сложившейся семейной жизни своего старшего сына, естественно, знала императрица-мать. Однако она считала, что в этом виноваты оба супруга. Чтобы прервать связь Александра с красавицей полькой, у Елизаветы было, по мнению Марии, достаточно средств.

«Помешали ей в этом лишь её излишняя гордость и отсутствие самоуверенности. Если бы она очень захотела вновь привлечь к себе государя, то могла бы это сделать, избавив тем самым себя от излишних страданий... Вот что значит женить детей, — повторяла она не раз. — Если бы император и императрица сочетались браком в двадцать лет, они были бы счастливы».

А узнав о болезни внебрачной дочери сына, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна очень ему сочувствовала. «Хотя связь Александра с Нарышкиной и достойна порицания, — заявляла она, — но нельзя хулить государя за привязанность его к своим детям, и, напротив, было бы дурно, если бы этой привязанности не было, так как тогда связь имела бы нечто животное».

Это была извечная проблема в отношениях между свекровью и невесткой. Первая обычно защищает своего сына и упрекает во всех бедах семейной жизни его жену. Так уж повелось в жизни.

В результате всех нервных потрясений Елизавета Алексеевна стала чувствовать себя плохо. Одно недомогание сменялось другим. Летом по совету врачей она выехала в Плен, живописный немецкий городок, расположенный в окружении нескольких озёр. Там она обрела некоторое душевное спокойствие, перемена обстановки пошла явно на пользу. В Петербург императрица вернулась приободрённой, здоровье её улучшилось.

Следующий год прошёл тихо и мирно для баденской принцессы. С ролью отвергнутой жены она постепенно свыклась, да и хотела ли она отвлечь супруга от чар Нарышкиной, полностью овладевшей его сердцем? Едва ли. Она просто подчинилась участи быть жертвой безжалостного рока и незаслуженного забвения.

А что же сама Мария Нарышкина? Как свидетельствуют современники, она никогда глубоко не ощущала ни любви императора, ни своего собственного двусмысленного положения. Её супруга, князя Дмитрия Нарышкина, казалось, не смущала ни роль наложницы его жены, которую та дерзко играла, пользуясь обожанием государя, ни скрытая недоброжелательность к ней в петербургском свете. Уже после разрыва с императором Мария Антоновна длительное время находилась за границей и лишь в начале 1830 года вернулась в Петербург. Бывшая фаворитка императора Александра I вновь демонстративно появлялась на всех придворных торжествах, часто принимала у себя в доме гостей. «Не понимаю, — написала в своём дневнике графиня Финкельмон, — после того, как она прошла через всё это, после того, когда от её молодости и красоты не осталось и следа, когда нет и дочери, которую следует ввести в общество, и после многолетнего отсутствия в нём, — какой интерес, какая сила влечёт её во дворец с его новым двором и в этот вихрь нового общества, в котором она не может встретить ничего, кроме любопытных взглядов!»

Это произойдёт спустя четыре года после того, как перестанет биться исстрадавшееся сердце императрицы. А в то трудное для супруги Александра I время бальзамом для её души стала дружба с графиней Строгановой, женщиной образованной, начитанной и глубоко верующей. Благодаря общению с графиней немецкая принцесса стала убеждённо православной верующей. «Если бы я не верила в Бога, я тогда убила бы себя», — напишет она в дневнике. Одновременно она признается, что людей любила больше, чем Бога, и поэтому он её и наказывал, отнимая тех, кто был ей особенно дорог. Графиня Строганова помогла императрице лучше познать и русские обычаи, душу русского человека, полюбить Россию как свою вторую родину. «Я не могла бы нигде жить, кроме России, даже если бы меня весь мир забыл, и умереть хочу в России».

Глубокий след в отзывчивой душе императрицы Елизаветы Алексеевны оставила война 1812 года. Когда Наполеон двинул свою огромную армию на Москву, её, как и многих других, сначала охватило чувство растерянности. И, когда при подступе французской армии к Москве императорские драгоценности отправляли в отдалённую Олонецкую губернию, Елизавета на вопрос: «Не прикажете ли чего о своих бриллиантах?» — ответила: «На что мне они, если Александр лишится короны». Она добавила, что ничего не привезла с собой в Россию и потому ничем распоряжаться не может. А на хрустальной кружке, заказанной ею в том же году, была сделана надпись: «Я русская и с русскими погибну».

В течение всего этого страшного для России года она видела своего супруга лишь урывками, но поддерживала в себе, как могла, бодрость духа и веру в удачный исход войны.

В день Бородинского сражения императрица писала матери: «...Каждый шаг его (то есть Наполеона) в этой необъятной России всё более и более приближает его к бездне. Увидим, как он перенесёт зиму...» В ней вдруг проснулась жажда деятельности: она стала принимать непосредственное участие в судьбе раненых и разорённых войной, лично проявлять заботу о вдовах и сиротах погибших воинов. Из своих денег она выделила немалые суммы, чтобы дети, потерявшие отца-кормильца, получили должное воспитание и образование. Не имея возможности заниматься учебными и богоугодными заведениями, находившимися в ведении вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, баденская принцесса решила создать Общество патриотических дам и дома трудолюбия. Целью первого было раздавать разорённым войной пособия на самые необходимые нужды, помещать неимущих больных в казённые или частные больницы, ходатайствовать об определении детей бедных родителей на казённое содержание в училища для обучения различным ремёслам. Своими помощниками Елизавета сделала супругов Уваровых, графиню Строганову и некоторых приближённых, пользующихся её особым доверием. Все работали бескорыстно.