В это самое время толстяк с ветчиной вдруг завопил на весь буфет, а возможно, и на весь Мельбурнский порт: — Караул! Обокрали!!!
— Он что, сошёл с ума? — вырвалось у Холмса.
И тут же он понял, в чём дело.
— Бумажник пропал!!! — орал толстяк. — Деньги пропали! Воры!!!
Публика вновь зашумела, а кое-кто стал смеяться. В самом деле, не успело счастливо закончиться приключение молодой англичанки, как тут же пропал бумажник у этого чудака.
— Под стойкой посмотри!
— Карманы выверни! — понеслись со всех сторон благие советы.
И тут сухощавый мужчина, который до того времени прикрывался вчерашней газетой и не принимал участия в общем оживлении, встал со своего места и, протиснувшись к толстяку, тронул его руку:
— Что ты орёшь, Бобби Шелтон? — участливо спросил он. — Сдаётся мне, мы давно не виделись! Или ты думал, что если ты сбреешь бороду, ни один полицейский тебя не узнает?
Бобби Шелтон выронил на тарелку остатки своего бутерброда, взмахнул руками, одним неуловимым движением отбросив от себя сыщика, и ввинтился в толпу, сразу утонув в ней, вызвав вопли мужчин и взвизги дам. Никто не успел задержать его, и он выскочил из буфета, а за ним мчался, расталкивая всех, сухопарый, крича на ходу:
— Держите его! Это Боб Шелтон, вор! Держите! Я инспектор Хедсли!!!
— Не поймает! — сказал Джон Клей и, продолжая улыбаться, засунул руку за борт пиджака. — Хорошо, что я свой бумажник кладу как следует. Не вытащат.
Шерлок, отвернувшись, буквально корчился, чтобы не расхохотаться.
— И ещё орать начал, кретин! — продолжал Джони. — Он заслужил это: пусть не грабит детей. А нам с тобой деньги нужны — дорога длинная.
ГЛАВА 4
— Ты знаешь, а ведь мы с ней соседи!
Это было первое, что сказал Джон Клей, вернее говоря, в новом своём воплощении мистер Джон Рединг, сын американского коммерсанта, входя в каюту после первой прогулки по палубе парохода «Адмирал Нельсон».
— С кем с «ней», объясни пожалуйста, — попросил милейший «падре Фредерико», который в это время, скинув свою сутану, облачившись в халат, лежал на одной из коек и лениво листал газету.
— Да с той девушкой, у которой в буфете украли портмоне, — воскликнул Джон. — Она плывёт на нашем пароходе в Англию, её каюта находится за две каюты от нашей. Я только что с ней раскланивался и она улыбалась мне так ослепительно, что у меня до сих пор глаза слезятся, как после яркого солнца.
— Но и ты, конечно, не остался в долгу? — поинтересовался Шерлок.
— Как можно, падре! Такой симпатичной мордашки я не видел последние лет десять. Конечно, самые последние шесть лет и четыре месяца можно исключить, но даже в лучшие годы мне редко встречались такие лапушки.
— У тебя замашки Дон-Жуана! — в глазах «падре Фредерико» блеснули лукавые искорки. — Ты оживаешь на глазах. Но смотри, не доувлекайся до какой-нибудь глупости.
Джон обиделся.
— Господь с тобой! Я не сделаю ни одного лишнего шага и не скажу ни одного лишнего слова.
— Я не о том. — Шерлок стал серьёзен, отложил газету и уселся на койке, по-турецки скрестив свои длинные худые ноги. — Я боюсь, Джони, чтобы ты всерьёз не увлёкся. В сложившейся ситуации ты нанесёшь себе этим слишком сильный удар. Девушка очень обаятельна, к тому же совершенно наивна и пленительно простодушна, в таких-то восемнадцатилетних девушек тридцатилетние мужчины обычно влюбляются по уши. А тебе сейчас это вредно.
Синие глаза Джони, только что весело блестевшие, погасли, он сел на другую койку и налил себе лимонада из графина, в котором ещё не совсем растаяли тонкие, как стекло, осколки льда.
— Я всё понимаю, — сказал он, пожимая плечами, — можешь не предупреждать меня. Ничего, как-нибудь выплыву. До сих пор этот предмет не причинял мне серьёзных беспокойств.
— До недавнего времени и мне тоже, — усмехнулся Шерлок. — Впрочем, что это я? Ты взрослый человек, и голова у тебя на месте.
Джон взял газету, оставленную товарищам, пробежал глазами одну-две страницы, затем допил лимонад и полез в новенький саквояж за своим халатом. Однако затронутая тема, должно быть, не давала ему покоя, потому что минут через пять он вдруг спросил:
— Так ты посоветуешь мне и не знакомиться с ней?
— Это твоё дело, — ответил Холмс. — Боюсь, если тебе этого хочется, и ты этого не сделаешь, с тобой произойдёт то же, что с одним восточным скрягой, которому нельзя было думать об обезьяне. Кончилось тем, что он уже ни о чём не думал, кроме этого четверорукого, и только его видел перед своим мысленным взором.
— Ты сравниваешь эту очаровательную куколку с обезьяной? — возмутился Джони.
— Нет, я тебя сравниваю с восточным скрягой. Лучше познакомься, тем более что это неизбежно произойдёт само собой. В дороге церемонии теряют своё обычное значение, а дорога нам предстоит долгая.
Шерлок не ошибся. Знакомство Джона с соседкой действительно произошло почти само собою.
Уже на другое утро, выйдя на палубу, два друга буквально столкнулись с девушкой и та, ахнув, чуть отступила и засмеялась, а оба мужчины стати извиняться.
— Ну что вы, вы нисколько не виноваты, — воскликнула юная путешественница. — И мне, право, очень приятно вас видеть!
Они разошлись, улыбаясь и раскланиваясь.
— При следующей встрече тебе придётся ей представиться, не то это уже будет невежливо, — заметил Шерлок. — Имей в виду, она едет одна, даже без гувернантки, наш долг проявить к ней внимание.
— Откуда ты знаешь, что нет гувернантки? — спросил Джон.
— Она сама себе делала причёску и сама зашнуровывала платье. Кстати, и платье то же самое, и башмачки у неё одни. Она бедна. Вернув ей деньги, ты, вероятно, спас её от голодной смерти.
— Брось! — Клей взглянул на друга почти испуганно. — Но я в любом случае рад, что ей помог. Мне было приятно сделать это.
— Конечно, — согласился Шерлок с самым невинным видом. — Всегда приятнее возвращать, а не отбирать, и в этом, очевидно, единственное преимущество моей профессии над твоей.
— Бывшей моей! — поправил Джон довольно сердито и отвернулся.
После обеда он один прохаживался по палубе, решив предоставить Холмсу час-другой его любимого уединения — он видел, что тот опять ломает себе голову над загадкой «глаз Венеры», в которой, как говорил Шерлок, осталась ещё одна крошечная неясность.
На палубе царило солнце, однако свежий бриз, пришедший с юго-запада, смягчал жару, унося к тому же прочь клубы дыма, изрыгаемые трубами парохода.
«Девушка из буфета», как мысленно прозвал её Джон, стояла возле борта, и ветер красиво развевал её голубое муслиновое платьице, а чёрная лента на голубой шляпке взвилась и трепетала, точно пиратский флаг.