– О’кей. Скоро увидимся. – Я начала подниматься дальше, и через несколько минут не могла ни о чем думать, кроме как о боли в ногах и о том, как кружится голова, когда приходится ходить кругами. В Шепчущей галерее я остановилась, уверенная в присутствии здесь туманных, закутанных в плащи фигур. Находясь столь близко к куполу, я уже могла видеть дерджей без помощи зеркала, но они все еще оставались для меня полупрозрачными. Глядя, как они расступаются передо мной, я поняла, что должна кое-что сделать. – Оливия? – тихо позвала я. – Ты здесь?
Я окинула взглядом круг почти бестелесных фигур, сидевших в галерее, и одна из них медленно поднялась на ноги. Я подождала, пока она не проскользнула сквозь толпу туристов и не встала передо мной.
– Оливия?
Невысокая фигурка кивнула в ответ и медленно сняла капюшон. Я задохнулась от ужаса: ее лицо было маской страдания.
– О, Оливия, пожалуйста, пожалуйста, не расстраивайся ты так. Во всем этом не было твоей вины, честно!
Ее полуприкрытые карие глаза не могли встретиться с моими, и мне ужасно захотелось как-то достучаться до нее и успокоить.
– Посиди со мной немного, пожалуйста, и давай поговорим.
Я пристроилась на длинной каменной скамье, окружавшей галерею, не обращая внимания на открывающийся отсюда вид на собор. Оливия медленно села рядом, ее сложенные руки по-прежнему скрывал грубый плащ. Я протянула к ней руку, и амулет заблестел на ярком свету. Я подавила искушение попытаться поторопить ее – я будто выманивала из-под тахты испуганного котенка. Наконец ее тонкая, нежная рука показалась из-под плаща, и она прижала свой амулет к моему. Легкое покалывание указало мне на то, что между нами наконец установилась связь.
– Привет, я так рада тебя видеть, так рада. – Я немного помолчала, но она ничего не сказала мне в ответ. – Знаешь, Бисли умолял меня уговорить тебя погулять с нами. Каждый раз, как он видит меня, то начинает обнюхивать все вокруг, надеясь обнаружить рядом тебя. Я могу взять его на прогулку завтра; ты хочешь пойти с нами?
Ответа опять-таки не последовало, но в полупрозрачном тумане я заметила слабое движение. Я хотела было достать зеркало, чтобы разглядеть ее как следует, но мне показалось, что лучше будет, если мы посидим бок о бок и поговорим как подруги. Я повернулась к ней и поняла, что подмеченное мной движение – это были слезы, незаметно стекающие с ее щек на колени и не оставляющие следа на плаще.
– Пожалуйста, не надо плакать, – сказала я шепотом, потому что кто-то прошел мимо нас. – Она уехала, а Роб ничего не помнит, так что ты никому не причинила зла. – Я мысленно скрестила пальцы в надежде, что не лгу. Я понятия не имела, что замышляет Кэтрин, но не собиралась говорить об этом Оливии.
Наконец ее бледное лицо обратилось ко мне, и я поняла, как тяжело ей пришлось.
– Она была подлинным, подлинным злом, – наконец сказала она. – Я получила то, что заслужила, забрав что-то из ее головы.
– Я попытаюсь помочь тебе понять, что именно это было и почему так на тебя повлияло, обещаю. А до тех пор ты не можешь просто забыть об этом?
– Я не могу от этого избавиться. – Ее голос неожиданно стал похож на голос ребенка, и мое сердце разорвалось, когда я вспомнила, что она и есть ребенок. Она продолжала плакать.
– Ну, вдруг мы сможем вытеснить эти твои мысли более радостными. Как ты считаешь, это сработает?
Наступило молчание, а потом она медленно покачала головой:
– Это слишком ужасно.
– Кэллум сказал мне, что ты не можешь разобрать деталей того, о чем она думала.
– Да, это было ужасно, невыносимо, но никаких подробностей я не знаю. – Я мысленно обругала Кэтрин: что в спасении дерджей может быть таким ужасным? Хорошо бы просто выудить эти знания из головы Оливии.
– Ну, если ты не можешь иметь дело с мыслью, то с чувством мы с Кэллумом что-нибудь сделаем. Чувство – это настроение, и ничего более. Мы поможем тебе чувствовать что-то приятное. – Я замолчала, но мои слова, как оказалось, не пошли впрок. Тогда я сделала другой ход. – Я подумываю о том, чтобы получить работу – гулять с Бисли днем на протяжении всех каникул. Надо посмотреть, многому ли его можно научить. Конечно, в одиночку мне это будет трудно, но если нас будет двое – дело будет обстоять куда проще.
Я снова замолчала, чтобы мои слова дошли до ее сознания.
– Каждый день? – спросил тоненький голосок.
– Каждый день, когда я смогу забирать собаку. Что ты на это скажешь?
– Можем… можем мы начать завтра?
– Я уверена, что устрою это, как только он вернется. – Я тайком посмотрела на нее – она как всегда складывала большие и указательные пальцы в колечки. Мне показалось, будто я уловила в ее глазах проблеск надежды. – Мы поговорим с тобой позже, Оливия, и сделаем так, что все станет лучше, обязательно. А теперь мне надо идти, Кэллум ждет меня на вершине купола.
Она коротко кивнула и вновь спрятала лицо под капюшоном плаща. Я в последний раз попыталась сжать ее руку и встала, готовая к встрече с Кэллумом. Осмотрев галерею до двери, ведущей к следующему пролету ступеней, я увидела знакомую фигуру. Даже здесь он был более реален для меня, чем другие дерджи, и я снова возблагодарила судьбу за глубокую связь между двумя нашими амулетами, благодаря которой так оно было. Когда я дошла до него, он быстро придвинул свой амулет к моему.
– Я гадал, куда ты запропастилась, и потому немного спустился вниз и расслышал конец вашего разговора; ты очень хорошо говорила с Оливией.
Я издала ничего не значащий кряхтящий звук, потому что мимо меня протиснулся толстый турист.
– Я знаю, ты сейчас не можешь говорить. Увидимся наверху. – Я улыбнулась ему, пока еще похожему на призрака. Затем покалывание стало другим, и он исчез.
Встреча с Оливией укрепила мою решимость. Кэтрин сказала, что знает, как можно помочь всем дерджам спастись, и если это было правдой, тогда я обязана найти ее, найти способ помочь Оливии избавиться от страданий. Оставить ее в таком вот состоянии было бы слишком жестоко. Отыскать Кэтрин непросто, но с помощью Грейс я справлюсь с этим. Я улыбнулась себе, начиная взбираться по лестнице. Не было смысла говорить им о моих планах, пока я не буду окончательно уверена в успехе, но я считала, у нас есть шанс. Надо только поддерживать Оливию до тех пор, пока я со всем не разберусь.
Я не бежала вприпрыжку всю дорогу до самого верха. Ни к чему было выматывать себя до предела, поэтому я шла ровно и настойчиво и перепрыгнула заграждение в Каменной галерее, чтобы попасть на последний лестничный пролет. Как всегда, этого никто не заметил.
По пути наверх я старалась не думать о моем последнем визите сюда, когда мне пришлось спускаться вниз с помощью сотрудников. Мне больше не хотелось быть несчастной до предела, и хотя я знала, что Кэллум наверху, впереди меня, я поняла, что никогда не смогу преодолеть эти ступени, не беспокоясь о том, что он исчезнет. Когда я добралась до маленькой круглой комнатки с окошком, откуда открывался вид на пол, я тихо позвала его по имени. И в первый раз увидела, как он появился через дверь на самом верху ступенек с выражением озабоченности на лице. Новизна этого зрелища заставила меня улыбнуться. Столь близко к вершине собора он казался почти человеком, во плоти и крови, только легкая прозрачность по краям выдавала то обстоятельство, что он не совсем как я.