Выждав, когда, по его прикидкам, премьер-министр останется один, Легат вошел в зал заседаний. Он был пуст. Мусор и удушливый запах табака напомнили ему зал ожидания на железнодорожном вокзале. Дверь расположенного с правой стороны кабинета Клеверли была полуоткрыта. Хью уловил, как секретарь кабинета министров и главный личный секретарь совещаются между собой. Слева находилась запертая дверь в кабинет Хораса Уилсона. Он постучал и услышал голос Уилсона, предлагающего войти.
Уилсон сидел за боковым столом и добавлял содовую из сифона в два стакана с напитком, по виду бренди. Премьер-министр развалился в кресле, вытянув ноги и свесив руки по бокам. Глаза у него были закрыты. Когда Легат вошел, они открылись.
– Боюсь, премьер-министр, разыскать речь мне удалось только в «Таймс».
– Ну и отлично. Там я ее и читал. Черт!
Застонав от усталости, Чемберлен вынырнул из глубин кресла. Ноги плохо слушались его. Он взял газету, разложил на столе Уилсона, открыв страницу с речью; извлек из нагрудного кармана очки и забегал глазами по колонкам. Рот его слегка приоткрылся. Уилсон поднялся из-за бокового столика и любезно предложил Легату стакан. Хью покачал головой:
– Нет, спасибо, сэр Хорас.
Уилсон поставил бокал рядом с премьер-министром, потом посмотрел на Легата и слегка вскинул бровь. Было что-то почти пугающее в этом молчаливом сговоре – намек на то, что обоим им выпала роль ухаживать за пожилым человеком.
– Вот оно! – воскликнул Чемберлен. – «Нам не найти во всей Европе ни одной великой державы во главе с человеком, который лучше понимал бы горе нашего народа, чем мой большой друг Бенито Муссолини. Мы не должны забывать, что сделал он сейчас, как и позиции итальянского народа. Если подобное несчастье обрушится на Италию, я выйду к немцам и обращусь с просьбой сделать для итальянцев то, что итальянцы сделали для нас».
Премьер-министр толкнул газету через стол, чтобы Уилсон мог прочитать. Потом взял стакан и сделал глоток.
– Понимаете, что я имею в виду? – спросил он.
– Понимаю.
– Гитлер определенно не желает прислушиваться ко мне, зато вполне может послушать Муссо.
Премьер сел за стол, взял стопку писчей бумаги «номер десять» и окунул перо в чернильницу. Помедлил; отпив еще глоток, задумчиво огляделся вокруг, потом начал писать. Спустя некоторое время, не поднимая головы, Чемберлен обратился к Легату:
– Немедленно передайте это в шифровальную комнату Министерства иностранных дел, а оттуда депешу пусть сразу же отправят лорду Перту в посольство в Риме.
– Да, премьер-министр.
– Раз вы пишете послу, не стоит ли проинформировать Форин-офис? – спросил Уилсон.
– К черту Форин-офис! – Премьер-министр вытер перо, повернулся и улыбнулся Легату. – Пожалуйста, забудьте, что слышали последнее замечание. – Он протянул ему бумагу. – А когда покончите с этим, мы приступим к работе над моей речью в парламенте.
Минуту спустя Легат стремительным шагом пересекал Даунинг-стрит, направляясь в Министерство иностранных дел. Улица была пуста. Толпа рассеялась. Опустившийся на Лондон густой туман скрыл луну и звезды. До полуночи оставался час.
6
Надвигалась война или нет, но огни на Потсдамской площади еще горели. Купол развлекательного центра «Хаус фатерланд» с его кинотеатром компании «УФА» и огромным кафе расцветились узором из четырех тысяч электрических лампочек. На громадном рекламном щите напротив здания популярный актер с блестящими черными волосами курил македонскую сигарету; надпись возле десятиметрового лица гласила: «Perfekt!»
[7]
Хартманн переждал, пока проедет трамвай, потом пересек улицу, направляясь к вокзалу Банхоф. Через пять минут он уже сидел в пригородной электричке и несся сквозь ночь на юго-запад. Под стук колес ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что за ним следят, хотя его вагон – он предпочел сесть в последний – был пуст, если не считать пары пьяных да типа из СА
[8], читающего «Фелькишер беобахтер». Пьяницы вышли в Шёненберге, преувеличенно раскланявшись с ним в дверях, и остался только штурмовик. Городские огни уплыли вдаль. Вокруг, подобно таинственным озерам, расплескалась тьма. Хартманн подозревал, что это парки. Время от времени поезд встряхивало, мелькали сполохи голубых электрических искр. Они останавливались на маленьких станциях Фриденау и Фойербахштрассе – автоматические двери открывали выход на пустые платформы. Наконец на подъезде к Штеглицу активист СА свернул газету и встал. На пути к дверям он прошел мимо Пауля. От него пахло потом, пивом и кожей. Сунув большие пальцы за ремень, штурмовик повернулся к Хартманну. Его облаченное в коричневый мундир дородное тело покачивалось в такт движениям поезда. Он напомнил Паулю куколку бабочки, готовую вот-вот лопнуть.
– Эти парни отвратительны, – заявил толстяк.
– Ну, не знаю. Выглядят они достаточно безобидными.
– Нет, их следует посадить под замок.
Двери открылись, и штурмовик сполз на платформу. Когда электричка тронулась, Хартманн выглянул в окно и увидел, как его бывший попутчик согнулся, упершись руками в колени, и блюет.
На этом отрезке деревья подступали близко к путям. Стволы серебристых берез проносились мимо, отсвечивая в темноте. Не составляло труда представить себя в лесу. Пауль прижимался щекой к холодному стеклу и вспоминал о доме, о детстве, о летних походах, о песнях у костра, о «Вандерфогель» и «Нибелунгенбунд»
[9], про благородную элиту и спасение нации. Вдруг ему стало весело. Еще несколько пассажиров сошли на Ботанишер Гартен, и он ощутил наконец, что остался один. На следующей остановке, Лихтерфельде Вест, он был единственным человеком на платформе, пока двери не начали уже закрываться. Тут из вагона впереди появился мужчина и успел просочиться в сужающуюся щель. Когда поезд тронулся, незнакомец оглянулся через плечо, и Хартманну бросилось в глаза угрюмое лицо с тяжелой челюстью. В Лихтерфельде размещались казармы телохранителей фюрера, «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», – быть может, это их офицер возвращается из увольнительной. Мужчина присел, завязывая шнурок, и Пауль, проскочив мимо, быстро зашагал по платформе. Поднялся по ступенькам, прошел через пустую станцию с закрытым окошком билетной кассы и оказался на улице.
Дорогу он запомнил, прежде чем уйти с работы: направо, направо, четвертый поворот налево. Но инстинкт подсказывал ему выждать. Молодой человек пересек мощеную площадь перед станцией и остановился на другой ее стороне, у двери лавки мясника. Архитектура станции была эксцентричной. Здание построили в прошлом веке, в подражание итальянской вилле. Пауль ощутил себя шпионом в чужой стране. Через полминуты появился его попутчик. Он остановился и завертел головой, как будто искал Хартманна, потом повернулся и исчез. Пауль выждал еще пять минут, потом пошел дальше.