Заказ - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова, Константин Кульчицкий cтр.№ 13

– Погоди, малыш, сейчас мыться будем… – приговаривал парень.

Крым спокойно стоял, расслабив усталые мышцы, предвкушая момент, когда прохладная влага коснётся разгорячённого тела…

Серёжа привычно подошёл к стене конюшни, вдоль которой грелся на солнце длинный ряд вёдер с водой, развязал на шее косынку и принялся с наслаждением умываться. Это хоть чуть-чуть, но спасало его от жары. Он даже позавидовал Крыму, которого вымоют с головы до ног. И потом, это лишь со стороны кажется, будто скаковой круг до асфальтовой плотности пропечён солнцем и утрамбован тысячами подков. На галопе из-под копыт тучами вздымается пыль и летят комья земли, и всё это – жокею прямо в лицо. Так что помывка ему была определённо необходима…

Тем временем из полумрака конюшни выплыла на свет Божий дородная женщина. Клавдия Алексеевна – старший конюх и вдобавок жена тренера Серёжиного отделения – хозяйским оком обвела приконюшенный двор и, заметив плещущегося в ведёрке жокея, так всплеснула руками, словно не видела его ну по меньшей мере лет пять.

– Ой! Тю!.. Сярожа приехал! А я и нэ бачила!..

Она была из русской семьи, но выросла на Украине и с тех пор «размовляла» на обоих языках одинаково хорошо. И одинаково кстати.

– Тётя Клава! – обрадовался Сергей. Недолго думая он утёрся косынкой, и на улыбающейся физиономии остались грязные полосы. – А кваску для гарна хлопчика не найдётся?

Клавдия Алексеевна славилась хозяйственностью и всегда держала на конюшне бочонок хлебного кваса. Этот квас и коржи к нему она готовила собственноручно, по ей одной известным рецептам. Квас получался отменным – тёмным, почти чёрным, густым и вкусным необычайно. Такой напиток и жажду утолял, и есть после него не хотелось: то, что надо жокею, дрожащему над каждыми ста граммами веса.

– Как не найдётся, уж для тебя, Серёженька, завсегда… – Тётя Клава заговорщицки понизила голос и сообщила: – Аккурат вчера новый поставила. Сейчас, голубок, как раз и отведаешь. Только троглодитам этим не проболтайся смотри, – кивнула она в сторону Витька, будто он и так не слышал её слов. – Набегут и всё сразу выхлебают. Пусть спиток сначала добьют…

Спиток – светло-жёлтый, матерущий по своей кислоте напиток, который Витёк называл не иначе как «вырви-глаз», – особой популярностью на конюшне не пользовался. Хоть и утолял жажду молниеносно.

Клавдия Алексеевна величественно уплыла в сумрачную прохладу конюшни и вскоре появилась оттуда с полулитровой кружкой:

– На, сынок. Пей на здоровье!

– Ох, тётя Клава, что бы мы без вас… – Сергей жадно присосался к запотелой эмалированной ёмкости. – Вот уж спасибо!

Квас был действительно отменным.

– Серый, а тебе ведь из конторы звонили. Чуть не забыл! – подал голос Витёк. Он успел вымыть коня и вываживал его по двору, чтобы обсох. – Раиса из производственного отдела. Как я понял, тебя дед Цыбуля требовал, велел непременно перезвонить…

Белоснежный телефонный аппарат, чудо дизайна в стиле «ретро», красовавшийся на столе, казался пришельцем из другой цивилизации. Из мира стекла, бетона и космических скоростей. Мира, где столь же чужеродными выглядели бы стремена, сёдла, уздечки… и некоторые молодые люди в потасканных бриджах и с разводами пыли на запавших, чёрных от загара щеках.

Сергей сидел за столом и несчётный раз набирал номер директора «Свободы». Занято! Хозяйка кабинета налила ему чашечку крепкого кофе:

– Серёженька, тебе сахару сколько?

Он даже испугался и поспешно накрыл чашку ладонью:

– Вы что, Раиса Александровна, какой сахар! Нельзя – веса!..

– Да ну, от одной ложечки?..

– Нет, нет! – Искушение было сильным, но Сергей отмёл его категорически. – Здесь одна, там одна – глядь, килограмм набежал, а спускать его… Знаете, как французы говорят? Пять минут на языке, а потом всю жизнь на талии…

– Несчастные вы люди, жокеи, – вздохнула заместительница начальника отдела. И высыпала в свой солидный фарфоровый бокал пятую ложечку.

Серёжа с откровенной завистью посмотрел на её кружку и отхлебнул терпкий, обжигающий нёбо напиток:

– Раиса Александровна, а не сказал Василий Никифорович, что ему от меня…

И тут зазвонил телефон.

– Серёж, возьмёшь? – Дородная женщина как раз доставала из недр тумбочки коробку печенья и сразу разогнуться была просто не в состоянии.

Жокей с немалым облегчением схватился за трубку – лишь бы не видеть!

– Алло! – донесся из телефонных глубин невероятно знакомый голос, заставивший его мигом забыть о недосягаемых гастрономических радостях. – Это производственный отдел? А Серёжу Путятина можно?

– Аня?.. – У Серёжи перехватило дыхание. – Анютка, ты где?..

Ему успело примерещиться характерное пощёлкивание сотовой связи: а что, если… если она к ним… если она прямо сейчас…

– Дома я, Серёжа, – вздохнула девушка. – В Питере…

– А как… как узнала, что я?..

– Да просто… Чувствую вдруг – соскучилась, сил нет… Дай, думаю, позвоню… Есть у тебя минутка? Я, может, не вовремя?

– Анька, милая… – Сергей заморгал и даже закашлялся. Раиса Александровна украдкой взглянула на парня, тихо выбралась из-за стола и ушла в коридор.

– Анютка, ты когда теперь к нам? Я по тебе… не передать… И кони у нас на ипподроме новые… Я для тебя голов семь присмотрел… Для спорта – суперкласс… Двух к барьерным скачкам готовят…

– Спасибо, Серёженька… – Стены кабинета, стол и кофейная кружка перестали существовать: он плавал в волнах её голоса, тёплых и чуть грустных. – Пока всё никак… Слушай! – вдруг закричала она. – А может, ты сам к нам выберешься? Правда!.. Я серьёзно! У нас тут скоро будут международные проводить, по конкуру… «Серебряная подкова», слыхал? Малая Европа! После «Кубка Вольво» к нам весь цвет… И Пилл, и Слоотак, и Меллигер… Может, вырвешься как-нибудь? А?..

– Анютик, у меня Дерби через неделю…

– Так «Подкова» как раз через неделю и начинается. Нет, Серёга, ты в самом деле попробуй! Я так тебя видеть хочу…

Когда на пороге появилась Раиса Александровна, Серёжа сидел в глубокой задумчивости, всё ещё прижимая к уху вспотевшую трубку, из которой раздавались короткие гудки, и выражение лица у него было то самое – блаженное.

Эх, молодость…

– Цыбуля слушает!..

В голосе Василия Никифоровича привычно рокотали властные нотки, а уж от того, как он произносил собственную фамилию, в самом деле могли хлынуть слёзы из глаз, словно рядом резали луковицу.