Трудное время для попугаев - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Пономарева cтр.№ 58

– Смотри! – Леша наклонился, переставил миски. И коты тут же перешли на то место, куда он их поставил. – Представляешь, из другой есть ни за что не будут! Вытащат всю рыбу на пол, разбросают… Хотя, казалось бы, какая разница, из какой миски есть?

Рыбу Леша варил в большой трехлитровой кастрюле, затем остужал, сбрасывая в дуршлаг. В остатках рыбного бульона, пока сама рыба остывала, он варил овсяные хлопья – гарнир…

И пока все это готовилось, распределялось, Леша рассказал Усте, как он оказался при этих кошках.

Устя покормила попугая, полила объеденную кошками агаву.

Потом они включили чужой магнитофон, – правда, записи Леша принес свои. Так они сидели, слушали и ели из большой деревянной вазы чищеный арахис, и было уютно, спокойно и свободно. Устя разглядывала комнату со старой, немножко облезлой, но крепкой мебелью, фотографию на стене, с которой, манерно закинув голову, улыбалась темноволосая, не очень красивая девочка.

– Это кто, дочка ее, что ли? – спросила она у Леши.

– Да нет у нее никакой дочки, вообще никого, только вот эта компания, – кивнул он на кошек. – Это она сама, в юности… Пойдем потанцуем?

Устя не успела ответить – увидела вдруг за шкафом календарь.

– Смотри, Леш! – вскочила она с кресла, направляясь к календарю. – Смотри, как этот жокей похож на нашего Беса!

И дернуло же ее сказать это!.. Зачем, зачем?!

– Я им, кажется, воды не налил, – сказал он и пошел на кухню.

Больше он не звал ее танцевать, вяло предложил чаю, но Устя отказалась. Настроение было испорчено, и специально поправлять его было бесполезно.

Так она впервые оказалась у Великодворской.

Устя давно и крепко запуталась в себе. Все это время, начиная с прошлогоднего ноября, она пыталась найти какой-то выход. Временами находила. Думала: ну, теперь-то все пойдет как надо! Теперь-то она все видит как есть… Но наставал момент, даже без особого коварства, такой простецкий, весь на виду, моментик – и куда девалась вся береженая прозорливость и мудрость, ее опять несло по кочкам, как будто в спину толкал тайфун.

Взять хотя бы тот необъяснимый для нее самой поступок, когда она буквально через несколько часов после гнусной истории с Мокреевой как ни в чем не бывало, запросто попивала чаек с Бесом, развлекала его разговорами и чуть ли не целовалась на лестнице! Конечно, у него тоже что-то там случилось дома, разболелись ко всему прочему зубы – он попросил помочь, и она, если так уж смотреть, поступила просто по-человечески. Хотя он в этот же день поступил с другим человеком подло, потешив себя чужими слабостями. Так стоило ли помогать ему после всего? Наверное… Но не так же! Помощь помощи рознь! Правильно, надо было и таблетку дать, и даже накормить ужином: мало ли что там у него и где ему предстояло перемогаться ночью. И всё! Никаких нежных бесед и уж тем более романтических коридорных излияний… Не так она себя тогда повела – именно с ним, именно в тот день! Правда, ясное понимание ошибки пришло позже. А тогда она – вспомнить и то стыдно! – все забыла ему в одну секунду. Она захотела увидеть – и увидела его другим. Ей так было удобно и укладывалось в редкую ситуацию!

После того вечера, как Бес побывал у нее в гостях, Устя думала, что их отношения будут раскручиваться, что она, вне сомнений, нравится ему, иначе бы он не повел себя так в коридоре. Она даже мучилась тем, как быть, когда их отношения станут для всех явными? Ведь в классе, как на сейсмостанции, чутко засекается любое отклонение, тем более в их классе! Устя не знала, как рассказать обо всем Нателле, благополучной Нателле, благополучно влюбленной в своего Савина. И перед Лешей жутко неудобно, хоть он, наверное, и предполагал раньше – это ведь началось давно! – конечно, предполагал, он проницательный!

На следующий после того случая день Устя шла в школу как робот. Сначала ей показалось, что Нателла ждет ее у школьных ворот, стоя в какой-то вызывающей, издевательской позе: ну что, мол, думаешь – никто не знает? Но выяснилось, что в Нателлу минуту назад кто-то запустил снежком и снег попал за воротник, а теперь тает… Правда, Нателла спросила у нее: «Ты чего такая? Из-за вчерашнего?» – подразумевая родительскую выволочку. «Из-за вчерашнего!» – честно ответила Устя.

Когда они вошли в класс, Бес уже сидел на своем месте – чистенький, свеженький, с неизменной газетой в руках… Он коротко взглянул на Устю, кивнул ей, уже опустив глаза в страницу, не заметил, что она приостановилась, будто споткнулась. Тот первый день был днем мучений! Устя ни на минуту не расслаблялась, боясь пропустить взгляд Беса. Ей стало казаться, что он не смотрит на нее из-за того, чтоб кто-то не заметил, та же Нателла. Ведь он не мог не осознавать, в какое дурацкое положение они оба могли попасть! Поэтому Устя, даже мимоходом, не взглядывая на него, все же – то ли боковым зрением, то ли кожей – чувствовала каждый поворот его головы, каждый жест.

В этот день она не могла уйти домой просто так, ей нужен был хоть намек, подтверждающий, что все вчерашнее длится, что оно не случайно и что все еще будет – только пусть сначала немного утрясется! Но получалось, что все время на переменах рядом с ней крутилась Нателла, и домой они пошли вместе. Таким образом, в первый день еще была свежая возможность все свалить на неблагоприятную ситуацию. На второй день та же самая ситуация уже смахивала на заветрившийся бутерброд. А еще через несколько дней Усте стало ясно, что Бес и не думает ничего раскручивать, никаких пригрезившихся ей отношений! Что тут все куда проще и обыденней: ему было плохо, а тут подвернулась она… ПОДВЕРНУЛАСЬ! Какое страшное слово… Как будто ты камешек на дороге, тебя можно обойти, можно подтолкнуть носком и долго гнать перед собой, развлекаясь, а можно в руке унести домой и сделать амулетом – в зависимости от потребности и настроения! Он случайно пришел тогда, все держалось на нелепости, пришел, получил дозу обезболивающего… Увидел, что, несмотря на недавний скандальчик, он все еще в силе и – при желании – обожаем! А что еще? Больше ничего!

Устя, пережив это унизительное откровение, где-то к Новому году почти успокоилась… И вдруг он звонит ей в десять часов вечера в субботу и, как лучшему другу: «Слушай, у меня есть билетик в Дом кино на завтра. Пойдем?» Конечно же в первые две секунды: «А иди ты к черту!» (разумеется, мысленно!), а в остальные, начиная с третьей (уже вслух): «Ну давай! Во сколько? Договорились!..» И прекрасный вечер, высоко художественный фильм, а потом… А потом опять ничего! Как будто ей все померещилось… И только изредка, встретившись где-нибудь на лестничном вираже, он начинал смотреть на нее так, как ей хотелось, как она ждала, смотреть, как бы припоминая что-то необходимое и случайно потерянное.

Ей показалось, он расстроился, узнав, что она не едет в Эстонию. «А я поеду», – сказал он, вновь закручивая маленькую ослабевшую пружинку непонятного ей механизма. Когда же она встретила его перед отъездом на автобусной остановке, он отрывисто махнул рукой: «Извини, спешу!» – и, скользнув бесцветным взглядом, пошел в сторону дома… Больше всего покоробило это «извини», ведь знал, что ей хотелось поговорить с ним!