Трудное время для попугаев - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Пономарева cтр.№ 54

Да, если ты не защитник племени на острове Серам и не будущая мать будущих воинов той же округи, тебе, скорее всего, придется довольно туго! Кто увидит твои ритуальные шрамы внутри солнечного сплетения, глубокие, светящиеся днем и ночью душевные шрамы, похожие на маленькие уснувшие молнии? Кто разглядит их под кожей, майкой, свитером и курткой? А раз не видно, значит, их нет. А раз их нет, значит, ты пупсик! Все еще пупсик, такой специально выращенный обаяшка, очаровашка, слегка грубияшка, метр шестьдесят пять, далее – со всеми остановками…

«Бабушка, бабушка! Почему же с тобой было легко и просто и не водилось запретных тем? И не нужно было притворяться, что это не твоего ума дело? Что без тебя разберутся и засунут в тебя готовое решение, как в ручку стержень нужного цвета…» – думала Устя.

– Послушай, – говорил отец Витьку в очередной раз, – знаешь, как раньше люди строили дома?

– Как? – жевал винегрет Витек.

– А так! Они их строили с глубоким, между прочим, смыслом! Я тут в Саратов ездил, сосед попался в купе – профессор! Молодой, я думал – студент, вечерник или заочник, все с какими-то конспектами возился, все писал чего-то… Потом разговорились, то-сё, оказывается, он с тридцати пяти лет уже доктор наук!

– Бывает и раньше, я в газете читал как-то.

– Да погоди ты со своими газетами, я не про то, черт с ним, с профессором! Вот книжонка у него была – это да-а! Как называлась, сейчас не вспомню – врать не буду. То ли «История русского быта»… ну что-то в этом роде. Его, между прочим, книжечка! Он еще извинился, сказал: «Я бы вам подарил, но вот везу другу, уже подписал». Она бы мне пригодилась, там – всё! Я даже кое-что выписал. Поверишь, лежал на верхней полке и выписывал – ну там названия всякие, определения, – забудутся ведь, башка-то не новенькая, а знать надо! Кто мы, Вить, безродные фомы? Всё утеряли: обычаи, веру… Вот, сейчас тебе почитаю… – перелистывал он странички зеленого своего блокнотика, но цифры и всевозможные подсчеты расселились в нем так обстоятельно, что даже он, хозяин писчебумажной территории, не мог сразу напасть на нужную тропу. – А, вот, например, это: «…для строительства избы выбирались в лесу особые деревья, не относящиеся к разряду „буйных“ или „стоеросовых“. Закладку строения следовало начинать, когда наполняется месяц…» Или вот: «Под углы первого венца бревен клали с магической целью: клочок шерсти, горсть зерна, ладан, воск… Вселение семьи в новопостроенную избу сопровождалось обрядом перенесения огня…» Или еще… сейчас… слушай: «Космологическая система защиты от духов зла… опиралась на строгий принцип размещения заклинательного орнамента и охранительного узора. Орнаментировались все отверстия в жилищах – окна, двери… В одежде – ворот, подол, обшлага рубахи и т. д.».

– Да, серьезно жили! – Витек закуривал.

– Еще бы! – радостно откликался отец, гордясь далекими незнакомыми предками. Он перелистывал еще несколько страничек. – А это я даже перерисовал: наличники! Кружево, да, Вить? Вот, гляди – солярный знак, солнце, одним словом, а эти вот зигзаги – «хляби небесные»… Видишь, они все разные, там еще были, но я уже не успел перерисовать, да и трудно – поезд-то идет, рука вздрагивает.

– Это точно, – соглашался Витя, – в поезде всегда рука вздрагивает, даже когда он стоит…

– Я, Вить, как эту книгу посмотрел – всё, думаю, я не я буду, если себе такой дом не отгрохаю! Ну, может, конечно, не совсем такой: тут ведь и время нужно, и материалы соответствующие, и, чего греха таить, умение… Если только найти кого, договориться.

– Договаривайся!.. Он тебе за эти кружева такую сумму вломит, что без порток останешься.

– Ничего, деньги со временем заведутся! Коров возьмем в аренду… Да ты не думай, у меня здесь, – отец тряс в воздухе блокнот, – целая бухгалтерия! Я шутки шутить не буду: решил – всё, заметано! Надо будет – на хлебе с водой посижу, перетерплю! На три работы устроюсь, уже и так, считай, на двух. Зато потом – молоко свое, куры-утки свои, картошка, соленья-варенья… Баньку поставлю! Там есть банька, но ветхая, надо новую. Река рядом, рыба пока не перевелась. Осенью – грибы, но это уж женское дело: грибы, малина…

– Коль, сколько тебе годочков?

– Чего сколько, чего сколько? Не важно сколько… Не старик еще, понял! Успею…

– Да ладно, не заводись, не хотел обидеть! Просто из города все видно, а в деревню явишься – ни черта не видать… С буренками знаешь сколько возни? А твоя Маша… Хотя вам виднее! Вы уже сейчас вымотанные оба, начинать же практически с нуля.

– Разберемся.

Устя из ванной слышала: голос отца терял радость и мощь убеждений. Час кухонного ликбеза заканчивался…

– Вот, возьми, тебе и Вале. Дядя Витя принес, – протягивал отец две шоколадки.

Устя прятала свою в портфель, а Валину – в секретер, среди книг и тетрадей, чтоб потом выдавать по чуть-чуть: у сестры аллергия, много сразу нельзя.

Дождавшись, пока Устя и мама улягутся, отец прокрадывался обратно на кухню и открывал аптечку. Он пил свое лекарство, ставил его тихо, закрывал дверцу аптечки медленно, осторожно, чтоб никто не услышал. Он долго еще не возвращался в комнату – наверное, стоял у окна и думал о своем Дерябине или продолжал мысленно спорить с Витьком, запросто укладывая его в этом споре на обе лопатки.

Мама тоже работала с утра до ночи в буквальном смысле. В своем вычислительном центре после основной работы она брала дополнительную, так что с девяти утра и до восьми, а иногда до девяти вечера не выбиралась из машинного зала, разве что на обед или за продуктами в соседний гастроном. Усте довольно часто приходилось бывать у мамы, и ей так странно было видеть ее в окружении компьютеров. В рабочей обстановке мама выглядела старше и строже. Она передавала Усте сумку с продуктами, иногда наливала чай, подсовывая из дома же взятые для себя бутерброды. Устя от бутербродов отказывалась, даже если хотелось перекусить, – маме-то сидеть здесь до позднего вечера.

Последние полгода они экономили на всем, даже на питании. Ради серьезного дела можно и потерпеть. Но когда все время эти каши, каши, запеканки из творога с молочной подливкой и бесконечный жареный минтай с винегретом… Валя вообще в последнее время плохо ела. Она каждый раз после детского сада влетала в кухню с одним вопросом: «А чего у нас есть?» Но, увидев, что все то же, что и вчера, уходила в комнату играть, как бы забыв о еде. Мама прикидывала: «Четыре яйца? Не надо больше покупать, на неделю хватит… Яблоки Вале по целому не давай, она вон какие оставляет огрызки, давай по половинке. Изюм не трогайте: там мало, я оставила для каш».

Устя знала: не одни они так живут, многие экономят – кто на что. Но все же это было нелегко. И не потому что она была какая-то отчаянная гурманка! Просто от однообразной пищи человек, наверное, устает так же, как от однообразного скучного пейзажа за окном. Для любого ограничения, самого, казалось бы, жестокого, должна быть веская внутренняя причина. Она у них и была: действительно серьезная, действительно веская – одна большая на всю их семью. Но – не поровну, вот в чем дело! Когда Валечка, останавливаясь у овощного лотка, заглядывалась на бананы, трудно было объяснить ей, что это баловство, а в той же морковке полезного каротина куда больше и микроэлементов наверняка не меньше. Трудно ей было объяснить, что стоит немного потерпеть, не обращая внимания на всякую экзотическую ерунду, и у них будет всё, обязательно, но потом, позже: свой дом, свои коровы, свой огород и… многое другое, если, конечно, хорошо работать и идти прямо к намеченной цели, без гурманско-развлекательных зигзагов! Ей трудно было это объяснить, потому что «свой дом» – он вот, прекрасный, лучший на свете дом! Молоко можно купить в магазине. А на коров можно полюбоваться и даже погладить их, если поехать в гости к дяде Юре и идти от станции не по шоссе, а через луг. И на ответ, что «будет всё», можно тут же получить вопрос: «И бананы?» Тут уж не отделаешься абстрактно-туманным: «Потом, позже, когда-нибудь», потому что есть вещи, которые запоминаются надолго.