Не кормите и не трогайте пеликанов - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Аствацатуров cтр.№ 31

– Так точно! – подтверждает тот.

– Из смолы знаешь что делают? – он снова обращается ко мне.

– Гашиш… – говорю я обреченно.

– О! – говорит он. – Молодец! Начинаешь понемногу соображать. Гашиш перевозят куда? Правильно! В Испанию через море. Кстати, как оно называется?

Я молчу. Странная эта их манера обращаться к людям то на “вы”, то на “ты” и вести беседу вместе с обвиняемым, вроде как соединяя свое сознание с его сознанием. Наверное, это такой способ проникнуть в человека.

– Андрей Алексеевич, – говорит белёсый, выждав паузу; его упитанная красная физиономия расплывается в улыбке, – давайте повнимательнее, да? А о девушках у вас еще будет время помечтать.

(“Конец света! Так не бывает”.)

– Так вот, позвольте, я продолжу? – он любовно разглядывает то, что нарисовал: свисающее африканское хозяйство. Вот оно, думаю, твое бессознательное, покруче моего. – Через Средиземное море товар попадает в Испанию, в город Мадрид. Вот гляди. Это у нас будет Мадрид, – он рисует второй кружок и протягивает от первого стрелку. А уже из Мадрида он попадает прямиком… куда? В Лондон.

На листе бумаги чуть левее появляется новый кружок и новая стрелка.

– А знаешь, к кому конкретно? – И, не дожидаясь моего ответа, объявляет: – К гражданину Российской Федерации Самсонову Евгению Николаевичу, проживающему в Лондоне, где он известен лицам, связанным с незаконным оборотом наркотических средств, под именем Джек.

Самсонов Евгений Николаевич! И это вот так, между делом, сидя в аэропорту и не глядя ни в какие бумажки. А я, набитый дурак, даже имя спросить не догадался.

– Самсонов Евгений Николаевич, – продолжает он, оторвав взгляд от листка, – он же Джек, упаковывает гашиш в скорлупки от фисташков, в грецкие орехи и еще куда?

(“Да пошел ты…”)

– Не надо так морщиться, дорогой Андрей Алексеевич, я вас все равно в покое не оставлю. Так куда он их запаковывает? Правильно… В пластинки от лекарств. А эти пластинки в багаже и ручной клади наших граждан прилетают в Петербург и Москву.

Он подтолкнул листок ко мне.

– Ну что? Интересную я вам картинку нарисовал?

(“Сволочь Джек… и этот тоже. Делать-то теперь что?”)

– Это что же, наркотрафик? – спрашиваю я, чтобы хоть что-то произнести. Глупый вопрос.

Он лениво отмахивается:

– Да какой там трафик… Смех один… ерунда на постном масле. Наркотрафики у нас, Андрей Алексеевич, совсем другие: из Узбекистана, Таджикистана. А это так… Просто эти ваши друзья любят марокканский. Их, видите ли, местная дурь не устраивает. – Он презрительно фыркает. – Богема сраная!

– Так, – я делаю паузу, – вы меня… чего… отпустите, что ли?

Белёсый заливисто смеется и поворачивается к бритоголовому, словно приглашая его принять участие в веселье. Тот в ответ улыбается.

– Андрей Алексеич! Дорогой вы мой! Да кто ж вас теперь отпустит-то? – он расстроенно разводит руками. – Закон этого никак не предусматривает. Никак… Вас задержали, при двух понятых провели досмотр вашего багажа. Вы признались, что чемоданчик все-таки ваш, что свечи эти, извиняюсь, геморройные, вы получили от человека, имя которого вы якобы даже не знаете. При вас мы все это, как говорится, запечатали и отправили с курьером в нашу лабораторию. На экспресс-экспертизу.

– И что теперь?

– Ну а теперь, золотой вы мой, – он улыбается и качает головой, – вы задержаны на три часа по подозрению в совершении незаконных действий.

– А потом что?

Он вздыхает и пожимает плечами.

– Экий вы, однако… Что теперь… что потом… Все зависит от результатов экспертизы и от количества наркотических средств, перевезенных вами. Если там менее двух граммов – одно, а если больше – совсем другое.

– Что другое? – спрашиваю дрожащим голосом.

– Что другое? – весело переспрашивает он, глядя мне в глаза. – Уголовная ответственность! Что другое… Да не дрожите вы так. Договоримся. А пока давайте дождемся результатов экспертизы. Может, там ничего и нет, а? Может, это правда лекарства, а, для попы?

Он откидывается на спинку стула, весело смеется перекатывающимся смехом и сцепляет руки замком на затылке. Потом вдруг резко хлопает ладонью по столу, поднимается и достает из кармана мобильник:

– Ладно! Я сейчас отойду на час и вернусь. Как раз результаты нашей экспресс-экспертизы будут готовы. Всё! Не скучайте.

Дверь захлопывается, и в аквариуме нас теперь только двое: я и этот бритоголовый, который меня задержал. Как они все-таки похожи друг на друга, эти дознаватели, или как они там называются… Даже интонации одинаковые.

Бритоголовый сидит за компьютером и громко стучит пальцами по клавиатуре. Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук-тук. Дятел! Чего теперь со мной будет-то? Может, все-таки пожалеют и отпустят? Тук-тук-тук! Я вдруг чувствую, что мою голову полностью заполняет этот стук, съедая мысли и чувства. Всё, что есть в этом аквариуме, – все предметы, столы, стулья, металлические шкафы, осветительные приборы, электронные часы на стене, кондиционер под потолком, мой чемодан, мой рюкзак, – прямо на глазах, на сетчатке, постепенно, но неумолимо разбухают, готовятся вскрыться, лопнуть, хлопнуть плотными оболочками, делаются понятными, разговорчивыми, хоть и недружелюбными. И все как один распространяют этот тупой стук, который проникает в меня самого, в тело, в живот, разбегается по внутренностям, начинает стучать в черепной коробке, словно пытаясь пробить ее изнутри. Стук-тук-тук. Может, это судьба дятлом стучится в дверь? Может, с сердцем проблемы? А может, давление? Точно, давление на задержанного! Когда на тебя так давят, сердце начинает стучать.

– Пересядьте, пожалуйста! – командирский голос бритоголового прерывает мои мысли. – Вот сюда, да.

Я пересаживаюсь из-за стола на один из двух стульев, стоящих вдоль стеклянной матовой стены, и сразу понимаю, что тем самым перехожу в какой-то новый статус, что я уже затянут машиной судопроизводства и что из этого аквариума мне уже не вырваться. И черт с ними со всеми! Пусть делают что хотят… Стук вдруг становится тише, глуше, покидает вещи. Одна часть его отползает к бритоголовому, другая – к электронным часам на стене.

Час проходит в томительном ожидании, под сухое перестукивание клавиатуры и больших электронных часов на стене. Если меня отпустят и я смогу уйти – ничего не изменится. Стук внутри меня все равно останется. Это как если бы я продолжал тут сидеть или стоял с веревкой на шее и связанными за спиной руками на мосту через совиный ручей. Судьба сначала наполняет страхом, а затем равнодушием; она обездвиживает, лишает воли, и, чтобы оставаться на одном месте, нужно все время бежать вперед изо всех сил. Время не переспоришь. Даже моралью и научными докладами.

– Время не переспоришь, не заговоришь, а ведь век – всегда зверь, волкодав, и человеку его хочется победить, сделаться степным матерым волком или, что желательнее, наоборот, не сделаться, – произнес нараспев Петр Алексеевич, и в этот момент у него носом пошла кровь.