– Повелитель явился мне дня три назад, накануне полета. Ободрил – по обыкновению туманно. И велел вступить во владение Розовым замком. Как ты знаешь, сегодня придурок, то есть эмир, подарил мне этот дом.
Салгонадад глубокомысленно заметил: дескать, это несколько меняет дело – Ахурамазда не из тех богов, которые не держат данного слова. Впрочем, на лице старого волшебника было написано очевидное недоумение: для чего, мол, нужно, чтобы Сумукдиар хозяйничал в логовище прежнего марзабана. После недолгих раздумий Верховный Джадугяр неуверенно проговорил:
– Возможно, во дворце Мир-Джаффара остались какие-то магические реликвии, которые понадобятся нам в битвах против Сил Зла… – Он тряхнул головой и продолжил гораздо решительнее: – Что ты начал говорить насчет волшебного оружия? На свой меч Ареса слишком не надейся – слабоват он против Хызра, а тем более – против Тангри-Хана. Особенно когда тот облачится в золотые доспехи Индры.
Кивнув в знак согласия, Сумукдиар стал перечислять свои задумки: Молнии Зевса, стрелы Аполлона, голова Медузы горгоны, копье Артемиды-Белисамы, щит Афины Паллады… Еще он упомянул огненосный меч Яхве, которым фаластынский громовержец то ли поразил, то ли Должен поразить – в последней битве Добра и Зла – морского змея Ливийатана. На этом Салгонадад, насмешливо ухмыляясь, прервал его:
– С тем же успехом ты можешь мечтать о той смеси огня и серы, которую Единый проливает с небес, – об этих игрушках нам лучше забыть.
– Но Джуга-Шах овладел небесным огнем, – запальчиво напомнил Сумук.
– Так то ж был Джуга… Прежде чем добыть это страшное оружие, рысский царь заполучил Корону Перуна, дарующую полную власть над ратным искусством… – Салгонадад снова качнул головой. – Займись серьезным делом – ищи Молнии Зевса. А я тем временем буду готовить ифритов и драконов.
Гирканец вознамерился поспорить, но тут сумерки за окном озарились странными зеленовато-голубыми вспышками. Оба джадугяра без труда узнали этот призрачный свет и поняли: где-то за городскими стенами на приморском пустыре сошлись в жестокой потасовке два очень сильных волшебника.
– По-моему, это говве-а-джаду Аламазана, – заметил Салгонадад. – Старик не любит спокойной жизни.
А там, возле моря, драка разыгралась не на шутку – к сверканию схлестнувшихся джаманов прибавились алые сполохи Живого Огня. Видимо, один из поединщиков воспользовался бьющей из-под земли силой. Сумукдиар даже забеспокоился, но быстро вспомнил, что Ала мазан рассказывал ему о предстоящем поединке с неким чародеем. Старик говорил, что они договорились помериться искусством в третий день недели около Драконьих Ворот – то есть как раз сегодня. И вспышки были видны именно в том направлении.
– Учитель быстро вправит ему мозги, – меланхолично согласился Верховный Джадугяр. – В схватках такого рода Аламазану нет равных.
Внезапно призрачное мерцание колдовских сил потускнело, будто погашенное волнами Тьмы. Потухло даже пламя аташкяха. Даже здесь, за пять тысяч шагов от места схватки, оба волшебника ощутили острую пронзительную боль и поняли, что их друг и наставник потерпел поражение, причем жизнь старика повисла на ненадежном волоске превратной судьбы. В последний раз блеснул зеленоватый джаман Аламазана, и возле Драконьих Ворот восторжествовала темная сила.
– Быстрее туда! – сдавленно крикнул Салгонадад. – Эй, слуги, мою колесницу!
Призрачные прислужники заметались, да и сам хозяин дома пребывал в растерянности – схватил и тут же бросил свой магический жезл, стал натягивать дрожащими руками заговоренный панцирь, который неведомо когда выклянчил у какого-то обитателя потустороннего мира. Дом едва не шатался от бестолковой беготни и тревожных воплей. Наконец взмыленный оборотень доложил, что экипаж готов. Схватив вожжи, Сумукдиар хлестнул кнутом над конскими спинами. Безумная скачка по безлюдным улицам ночного города продолжалась недолго, и волшебники за это время не проронили ни слова. – все их мысли были заняты раздумьями о судьбе Аламазана.
Вот и аташкях.
Огонь в каменной чаше едва тлел, словно исчерпал последние крохи прежней силы, но с появлением волшебников языки пламени стали постепенно удлиняться. Скрюченное тело старого мага лежало во дворе храма, из груди Аламазана торчала рукоять кинжала, украшенная знакомой гирканцу резьбой – чудовищные гады, сплетенные в непотребных позах. Применять такое страшное оружие способны были только очень сильные колдуны.
– Кто мог убить его? – прошептал потрясенный Салгонадад. – Учитель был сильнейшим из джадугяров Востока, даже самые изощренные колдуны Магриба не решались соперничать с ним.
– В магическом искусстве и мощи говве-а-джаду он не знал равных, – согласился Сумук. – Но враг мог одолеть его коварством. Они договорились помериться лишь собственным волшебством, без магических предметов, а этот негодяй ударил заколдованным клинком. У меня собралась целая коллекция таких кинжалов. Похожим оружием дважды пытались убить меня.
Он положил рядом все три кинжала – извлеченный из раны Аламазана, отобранный у Абуфалоса и тот, которым оборотни вооружили дедеркинского убийцу. Потом достал из сумки стрелу, привезенную из Джангышлака. Верховный Джадугяр буквально впился взглядом в омерзительные узоры на клинках и произнес нетвердым голосом, взявшись рукой за горло:
– У меня дома валяется родной брат этих кинжалов. Его отобрали у Садуллы, которого ты допрашивал в мухабарате.
– Меня больше волнует стрела. Это Магриб?
– Да. Оружие принадлежало злобному мисирскому богу смерти Сету, повелителю заморских пустынных стран. Именно такой стрелой Сет поразил Озириса, чтобы овладеть его женой, потаскухой Изидой…
– Погоди, – недоуменно перебил его Сумук. – Изида вроде бы украсила рогами мужа при участии Иблиса, вот и Хызра она от…
– С кем она только не изменяла бедняге Озирису, – буркнул старик. – В молодости даже я имел удовольствие насладиться прелестями этой твари… – Он вздохнул и угрюмо посмотрел на убитого учителя. – По-моему, это сделал Хызр.
– Можно проверить…
Сказав это, Сумук твердо выдержал мрачный взгляд Салгонадада. Оба прекрасно понимали, о чем идет речь. Умирает тело, но не дух. Хварно, сверхъестественный концентрат волшебных сил, продолжает пульсировать, медленно растворяясь во вселенских субстанциях. Ала мазан умер не своей смертью, следовательно, его жизненная сила не иссякла, и можно было попытаться в последний раз поговорить со старым джадугяром.
Два волшебника бережно перенесли тело поближе к каменной чаше аташкяха, и слабое пламя внезапно выросло огромным огненным столбом. Салгонадад и Сумукдиар принялись нараспев произносить заклинания, призывая демонов Верхнего Мира явиться за душой убитого. Сквозь тающий зной летнего вечера обрисовались силуэты потусторонних отродий, готовых унести в Царство Вечности хварно учителя, которое тоже стало видимым – словно полупрозрачный тусклый портрет Аламазана.
– Учитель, мы просим ответить: кто убил тебя? – в один голос взмолились оба джадугяра.