Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь. Путевые заметки - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Кристоф Руфен cтр.№ 10

Во время этого преобразования он становится совершенно другим человеком – не тем, кем был раньше. И тогда он готов к встрече с другими.

У меня эта пора привыкания продолжалась примерно до остановки в монастыре Зенаруза. К нему подходят по старинной мощеной дороге, совершенно средневековой. Эта calzada, которую накрывала тень деревьев, была еще мокрой после вчерашних дождей, когда я по ней шел. Как только я покинул эту низинную дорогу, меня встретило яркое солнце, которое заливало светом заросли кустарника и заставляло блестеть нежную зелень лугов на холмах. Монастырь находится на вершине одного из склонов. С того места, где он стоит, открывался широкий вид на баскские поля и на давившее их своей тяжестью небо густого синего цвета с ватной подкладкой из больших белых облаков. Перед монастырской церковью стояли три гранитные колонны, отмечавшие последний этап Страстного Пути. Когда проходишь через ворота, справа от тебя оказывается церковный двор, а налево – здания монастыря. В тот момент ни на той, ни на другой стороне не было ни одного человека. Дальний конец двора примыкал к заросшему травой парку, который поднимался вверх до границы леса. Маленькая лавочка, где продавались вещи, сделанные монахами, была закрыта; но у входа был внутренний телефон, по которому можно было вызвать отвечавшего за нее брата. Я позвонил. Скрипучий голос велел мне обойти вокруг современного здания и ждать перед кухней. Тогда я заметил, что сзади церкви действительно стояло небольшое здание, построенное совсем недавно; его фасад был обращен в сторону холмов, широкий вид на которые открывался с этой точки. У этой постройки были обычные застекленные окна, и она имела жилой вид. Зайдя за угол, я оказался на террасе, которая находилась у подножия этого нового здания, и стал ждать.

Повинуясь инстинкту паломника, которым я стал, поставил свой рюкзак на землю, растер себе плечи и вскоре развалился на земле, прислонившись головой к стене постройки и подставив щеки лучам заходящего солнца. Расслабленность отдыхающего человека быстро доводит его до крайней небрежности в одежде. Поэтому я вскоре снял башмаки и носки и начал осматривать пальцы своих ног. В этот момент передо мной возник забавный маленький человечек в синей рабочей одежде, совершенно лысый, с зорким взглядом и улыбкой на губах, – брат Грегорио. Он приветствовал меня словами «добро пожаловать» и властным движением указал мне на спальню для паломников, куда я и пошел следом за ним – босой. Это была крошечная комната на одной из боковых сторон современного здания; ее входная дверь была скрыта в стене. Обстановку спальни составляли кровати, установленные в два этажа, и стол из огнеупорной пластмассы. В ней могли разместиться восемь человек. Монах произносил свою заученную наизусть короткую речь для паломников, не обращая на меня внимания. Наконец он закончил, и я смог спросить его, можно ли мне поставить на территории монастыря мою палатку. Меня особенно привлекал в этом отношении маленький садик, в котором стояли последние кресты Страстного Пути. Этот зеленый треугольник был защищен огромным платаном, к тому же из садика оттуда открывался красивый вид на холмы и на скамью для отдыха посетителей. Грегорио сказал мне, что, устроившись там, я никому не помешаю.

В этот момент появилась группа из четырех женщин. Тяжело дыша, они делали последние шаги вверх по склону. Когда Грегорио увидел их, его лицо просияло.

Ко мне он обращался с немного автоматической вежливостью, а к этим новым пришелицам проявил гораздо более горячую симпатию. Узнав, что они из Австралии, он заговорил с ними на ломаном английском. В веселом возбуждении он хватал их одну за другой за руку и вводил в спальню. Он снова произнес свой заученный текст, но на этот раз дополнил его множеством похожих на кудахтанье смешков. Если женщины отвечали ему смехом, он начинал кудахтать с удвоенной силой. Когда он вышел из спальни, прибыли еще три паломницы из Австрии, что еще больше взволновало его. Он заговорил на немецком языке с такой же гордостью, с какой пробовал свои силы в английском.

Пока девушки раскладывали свои вещи, монах ждал снаружи вместе со мной. Все вернулись и сели на землю, как раньше сделал я, но Грегорио остался стоять. Он рассказал нам, что когда-то был монахом этого монастыря, но потом покинул его и двадцать лет жил вне его стен, объездил весь мир, но чем он тогда занимался, не стал уточнять. Рассказывая, Грегорио мял плечо монументальной австрийки. Рюкзак, который она сняла с себя, придя в монастырь, был огромен, но она управлялась с ним так легко, словно он был маленькой подушкой. Она посмотрела на меня, как лакомка на вкусный кусок, и этот взгляд меня немного испугал.

А монах тем временем отпустил австрийку и теперь массировал локоть австралийке. Эта бледная женщина с поджатыми губами выглядела менее прожорливой, чем ее тевтонская товарка. Грегорио был таким забавным, но в конце концов он же был монахом. Поэтому суровая паломница позволяла ему делать как он хочет. Похоже, что это ей даже нравилось.

Грегорио говорил о кораблях, на которых он переплывал далекие моря. Рассказывал веселые анекдоты о Японии и японках, Аргентине и аргентинках, Америке и американках. Описывая каждый этап своих странствий, он гордо извлекал из памяти выученные им слова самых разных языков, и это сопровождалось взрывами смеха. После двадцати лет странствий решил вернуться в свой монастырь, сюда, в Зиорцу (Зиорца – название Зенарузы на баскском языке. – Пер.). Его приняли обратно, и теперь он, благодаря своей способности к языкам, охотно исполнял обязанности ответственного за прием паломников.

Он сообщил, что мы сможем увидеться с ним во время вечерни, если пожелаем. А после службы он подаст нам обед. Грегорио исчез, и началась суета вокруг душевых. У меня было некоторое преимущество: я был единственным мужчиной, а санузлы делились на мужские и женские. Затем я вышел, чтобы поставить палатку и приготовить себе постель.

Когда я вернулся, все девушки исчезли, видимо пошли на службу. Суховатый звук колокола созывал людей в церковь.

Обойдя вокруг монастырских построек, я вошел в церковь. Это было здание в романском стиле, сумрачное и массивное. Позолоченный деревянный алтарь был создан в XVIII веке. Его украшали скульптуры и витые столбики, поднимавшиеся до сводчатого потолка хоров. Алтарь был почти не виден в темноте. Но чья-то невидимая рука нажала на выключатель и осветила алтарь. Отблески света на золоте, плоть статуй, синева картин вспыхнули на мрачном фоне голых стен. Вскоре в церковь цепочкой по одному вошли, накрывшись наплечниками, монахи и сели полукругом. Их было шесть. Среди них был Грегорио, но его невозможно было узнать. Маленький шутник, игривый и озорной, превратился в серьезного монаха с выражением глубокого религиозного чувства на лице, который бросал на распятого Христа полные скорби взгляды.

Мои сестры по судьбе – паломницы из Австрии и Австралии – сидели далеко одна от другой на деревянных скамьях церкви. Поведение каждой из них позволяло сделать предположения о характере их духовной жизни. Одна все время глядела вверх, не отводя глаз от каменного свода, и можно было почувствовать, что она ищет в тишине этого места лишь одного – возможности устремиться душой к Великому Всему. Другая опустилась на колени и раз за разом крестилась, показывая, что верит во Христа. Третья – несомненно, лютеранка – листала маленький молитвенник, один из тех, которые монах раздал присутствующим перед началом богослужения. Она явно не могла понять слова молитвы без помощи этого текста. К несчастью, текст был на испанском языке, и на таинственную непонятность смысла псалмов накладывалась еще неясность кастильских слов. Недалеко от меня я заметил могучую австрийку; на мой взгляд, она ответила многозначительной улыбкой. Я не питаю иллюзий насчет своего обаяния, но почувствовал, что приглянулся ей как самец. Было похоже, что эта женщина нисколько не верит в воскрешение плоти и твердо решила получить свою долю удовольствий в земном мире.