– И холостяк.
– Какая жалость.
– Не понимаю, куда смотрят наши молодые девицы. Но мне кажется, он сохнет по одной определенной девушке и не может ее получить, потому и не пристроен до сих пор.
– Безответная любовь. Больно одному, а прибыль – никому. – Гортензия довольно хихикнула: – Читают мою записку.
– А что в ней?
– Что я не приду на банкет сегодня вечером. Слишком устала, чтобы быть на виду.
– Понимаю. У нас тут могут таким холодом окатить, если ты не один из них.
– Ну, замерзнуть я сегодня не замерзла, но они так на меня уставились, будто никогда не видели чернокожих. И мне стало не по себе.
– Мне не по себе с тех самых пор, как я сюда переехала.
– Вы не местная?
– Я вышла замуж за местного.
– Ну, не родная, так двоюродная. Вы не итальянка?
– Итальянка. Но не из их провинции родом и не здешняя. Они любят все свое. Вот так. А я венецианка, а значит – чужачка.
– Когда свои отвергают своих… От этого наверняка так и веет холодом.
– Вы любите всех негров?
– По большей части.
– Уверена, в вашем сообществе вас очень уважают за такую успешную карьеру. Многие ли могут сказать, что работают на Элеонору Рузвельт?
– Меня не за эту работу уважают. А за мой статус в приходской церкви.
– Это тоже важно. Но не всякой женщине выпадает такая должность, как ваша. Миссис Рузвельт что-то в вас разглядела.
– Она провидица, таких – одна на миллион. Они с Франклином… ох… я не могу говорить о них без эмоций. Пусть он покоится с миром.
– Лучший президент из всех, что у нас были.
– И я так считаю. За исключением разве что Авраама Линкольна.
– Да, он тоже был молодец.
– Особенно для моего народа. – Гортензия прижала руку к сердцу.
– Вы любите стряпать?
– Мое любимое занятие по дому.
– И мое.
– Но я еще люблю возиться в саду. И у вас сад просто замечательный.
– Я его обожаю. Выращиваю собственные помидоры. И латук. Огурчики. А вы?
– И я тоже. Еще я сажаю окру, цикорий. Мы их в готовке используем.
– А с помидорами что делаете?
– Тушу. Готовили когда-нибудь тушеные томаты?
– Ни разу.
– Меня мама научила. Берем штук восемь крупных спелых красных помидоров, – начала Гортензия, – режем треугольными дольками, разогреваем в сотейнике сливочное масло, две чайные ложки сахара, шинкуем лук, припускаем до прозрачности. Посыпаем помидоры четвертью чайной ложки гвоздики, и пусть все кипит до готовности. Не забывайте помешивать. Если хотите подать как отдельное блюдо, поломайте кусочками хлеб и перемешайте. Ничего вкуснее вы не пробовали.
– Я сегодня собираюсь приготовить макароны. Вы же не против?
– Если только подадите к ним плод виноградной лозы, – подмигнула Гортензия.
– У меня найдется бутылочка или две.
– Ну, тогда я славно устроилась. Аллилуйя! Немножечко домашней выпивки, и я позабуду все свои печали.
– Ничего плохого в том не вижу.
– Господи, спасибо! – Гортензия села у рабочего стола, где Минна готовила еду. – Я всегда мечтала научиться готовить подливку.
– Наверное, вы знакомы с итальянцами. Вы называете подливку подливкой, а не соусом.
– Итальянцы сплошь и рядом трудились в обслуге Рузвельтов.
– Я покажу вам, как готовить подливку по-венециански. В этом городе готовят подливку по-розетански, она вкусная, но моя лучше, – прошептала Минна.
– Верю. А что входит в розетанскую подливку?
Минна помолчала минутку.
– Она готовится так: оливковое масло на сковородку, шинкуем лук, крошим чеснок, жарим до прозрачности, как говорится. Отставляем. Затем готовим томаты. Зимой – из банки, летом – свежие. Один помидор на порцию. Так что на четверых – четыре. Если помидоры свежие, большинство хозяек предпочитают обдать их крутым кипяточком, чтобы снять шкурку, а уж потом положить в соус. Через сито перетираем помидоры в сковородку, так что там ни семечек, ни кожицы в подливке, однородная масса. Добавляем петрушку, базилик и дробленый красный перец. Солим, перчим, припускаем на медленном огне. Поливаем подливкой макароны и посыпаем тертым сыром.
– И все?
– Это розетанская маринара. Конечно, когда готовят большой горшок подливки, то добавляют мясное. Фрикадельки, колбаски, свинину, курятину – что есть. И помидоров двойную порцию, если для большого горшка. И потом вся семья неделю это ест.
– Понятно.
– Может, хотите помочь мне приготовить подливку по-венециански?
– Еще бы.
Гортензия наблюдала, как Минна методично собирает горшочки и прочую кухонную утварь – ножи, сито, деревянные ложки, разделочную доску из сланца и глубокую кастрюлю для варки макарон. Повязав полотенце вокруг талии, Минна вымыла руки, налила воды в кастрюлю и поставила ее на огонь, добавив в воду соли. Из холодильника она достала морковь и пучок сельдерея. Из ведерка рядом с холодильником вынула несколько луковиц. Нарвала пучок базилика на своей плантации на подоконнике. Из керамической миски выбрала три зубчика чеснока покрепче. Затем достала с полки самую большую сковороду с ручкой, поставила ее на плиту, налила оливкового масла на дно. И протянула Гортензии нож:
– Покрошите для меня чеснок. А я луком займусь. Не могу же я заставить гостью плакать.
Минна положила лук и чеснок в сковороду, убавив огонь. Потушила лук и чеснок, тщательно перемешивая их с оливковым маслом.
– Поскоблите морковку и нарежьте тоненькими кружочками, пожалуйста.
Пока Гортензия занималась морковью, Минна отрезала внешние стебли сельдерея, добралась до сердцевины, а потом нашинковала ее на доске.
– А почему вы используете только сердцевинки? – спросила Гортензия.
– Ну, так мне захотелось. Наружные стебли горчат, и соус горчит. Как на мой вкус.
Минна высыпала морковь и нарезанный сельдерей на сковороду и перемешала.
– Пахнет божественно, – прокомментировала Гортензия.
Минна припустила овощи до мягкости, то и дело помешивая. Затем она взобралась на табурет-стремянку, открыла буфет, где на полке красовались стеклянные банки с томатами в собственном соку – с кожицей, семенами и прочим, выбрала банку и передала ее гостье. Потом добавила в сковороду полкварты томатов и перемешала с прочими овощами. После чего поместила сито на миску из нержавейки, вылила смесь в сито и методично перетерла деревянной ложкой, отжимая мякоть и сок, чтобы кожица, семена и овощные волокна остались в сите. Убедившись, что самая лучшая и ароматная мякоть перетерта в миску, Минна переложила ее обратно в сковороду, убавила огонь и накрыла крышкой.