Прощание - читать онлайн книгу. Автор: Карл Уве Кнаусгорд cтр.№ 79

Он очистил рабочий стол от ненужных и грязных вещей, а на столе, где теперь тоже было прибрано, стояло блюдо с жареными котлетами, миска с картошкой, другая с цветной капустой и кружка с коричневым соусом. Он поставил на стол бабушкин праздничный сервиз, все эти годы простоявший без дела в гостиной.

Бабушка отказывалась, говорила, что ничего не хочет, но он все же положил ей на тарелку небольшую котлетку, одну картофелину и парочку соцветий цветной капусты и уговорил хотя бы попробовать. Я же был голоден как волк, и ел за троих.

– Ты, что ли, сливок в соус добавил? – спросил я.

– Угу. И немножко бурого сыра.

– Очень вкусно, – сказал я. – То самое, о чем я мечтал.

Покончив с едой, мы с Ингве вышли на веранду покурить за чашкой кофе. Он напомнил о звонке отцу Тоньи – это я начисто забыл. А возможно, и вытеснил, потому что звонить туда мне совсем не хотелось. Однако сделать это было нужно, и я отправился в комнату, достал из чемодана записную книжку с адресами и набрал его номер на телефонном аппарате в гостиной, пока Ингве на кухне убирал со стола.

– Здравствуйте, это Карл Уве, – сказал я, когда он снял трубку. – Я подумал, что, может быть, вы мне поможете в одном деле. Не знаю, говорила ли вам Тонья, но вчера у меня умер отец.

– Да, она звонила и рассказала мне, – сказал он. – Очень печальная новость, Карл Уве.

– Да, – сказал я. – Я сейчас в Кристиансанне. Нашла его моя бабушка. Она уже на девятом десятке, и похоже, что она в шоковом состоянии. Она почти не разговаривает, сидит и молчит. Вот я и подумал, вдруг есть какое-то успокоительное средство, от которого ей стало бы легче. Она, правда, и без того принимает лекарства, очевидно, среди них есть какое-то успокоительное, но я подумал… Ну, понимаете – ей очень тяжело.

– А ты знаешь, какие лекарства она принимает?

– Нет, – сказал я. – Но я могу это выяснить. Подождите, пожалуйста, я сейчас.

Положив трубку на столик, я пошел в кухню за коробочкой, где лежали ее лекарства. Среди них я как будто видел белые и желтые листки рецептов.

Листочек нашелся, но только один.

– Ты не видел коробки от таблеток? – спросил я у Ингве. – Упаковки от лекарств. Я сейчас разговариваю с отцом Тоньи.

– Они в другом шкафу, рядом с тем, где ты смотришь.

– Что ты ищешь? – спросила бабушка, не вставая со стула. Мне не хотелось показывать, что я решаю что-то за нее, – я и так, роясь в коробке, все время ощущал спиной ее взгляд, – однако сейчас было не до церемоний.

– Я разговариваю по телефону со знакомым доктором, – сказал я так, как будто этим все объяснялось.

Как ни странно, она успокоилась, и я вышел из кухни, сжимая в руке рецепт и упаковки с лекарствами.

– Алло? – сказал я.

– Я слушаю, – отозвался он.

– Я тут нашел несколько упаковок с лекарствами, – сказал я и прочитал ему их названия.

– Ага, – сказал он. – Она уже принимает препараты, подавляющие тревожность, но я могу выписать еще одно, оно будет кстати. Я сразу же позвоню в аптеку, как только мы закончим говорить. Есть там у тебя рядом какая-нибудь аптека?

– Да, в Люнне. Это район Кристиансанна.

– Я обо всем договорюсь. Береги себя.

Я положил трубку и снова вышел на веранду, обратив взгляд в сторону моря, над которым все еще висели тучи, но уже совсем другого оттенка, не такие мрачные. Отец Тоньи был хорошим и добрым человеком. Он никогда не поступил бы непорядочно и вообще не позволил бы себе ничего лишнего, он был человек интеллигентный и воспитанный, но вовсе не сухарь или педант, даже напротив, иногда загорался энтузиазмом, в котором было что-то ребяческое, а что ни в чем не заходил слишком далеко, то не потому, что не хотел или не мог, а только потому, что подобных поступков не было в его репертуаре, их для него, как мне представлялось, просто-напросто не существовало; для меня в этой благопристойности всегда было нечто обаятельное и при встрече всегда притягивало, при том что я прекрасно отдавал себе отчет в том, что она импонирует мне потому, что таким же был мой отец, и потому, что он был таким, каким был. Я и женился в двадцать пять лет, потому что хотелось эдакой буржуазной стабильности, устроенности, при том что этому противоречил и наш образ жизни, далекий от устроенности и буржуазной стабильности, и то, что теперь никто так рано не женится, – факт, придававший нам с Тоньей некоторый налет если не радикальности, то, во всяком случае, оригинальности.

Так я думал, а поскольку еще и любил ее, то однажды вечером на террасе в мозамбикском городе Мапуту, под угольно-черным небом, под звонкую трескотню кузнечиков и далекий бой барабанов, долетавший из деревни за несколько километров от города, пал перед нею на колени и спросил, согласна ли она выйти за меня замуж. Она ответила, но что, я не расслышал. Во всяком случае, это было не «да». «Что ты сказала?» – спросил я. «Ты спросил, согласна ли я выйти за тебя замуж? Это правда? Ты это спрашивал?» – «Да», – сказал я. «Да, – ответила она. – Я согласна выйти за тебя замуж». Мы обнялись, у обоих в глазах стояли слезы, и в этот самый миг на небе громыхнуло, гулко и мощно, раскат унесся вдаль, и Тонья слегка вздрогнула, затем хлынул ливень. Мы рассмеялись, Тонья убежала в дом за камерой, а вернувшись, одной рукой обняла меня, а другой, вытянутой, сняла нас обоих.

Двое детей – вот кто мы были.

В окно я увидел, как в гостиную вошел Ингве. Он направился туда, где стояли два кресла, остановился перед ними, поглядел, потом двинулся дальше вглубь комнаты и скрылся из вида.

Бутылки валялись даже на дворе перед домом, некоторые закатились под забор, другие застряли в ржавых и выгоревших на солнце шезлонгах, стоявших там самое меньшее с весны.

Тут опять показался Ингве, я не мог различить его лица, только силуэт, когда он тенью проскользнул мимо меня, возвращаясь на кухню.

Я спустился по лестнице и вышел в сад. Ниже бабушкиного участка домов не было, склон тут был слишком отвесным, но у подножия находилась пристань для яхт, а за нею – сравнительно небольшая акватория порта. С восточной стороны сад граничил с соседским участком. Тот выглядел таким же ухоженным, как в прежние времена, и рядом с аккуратностью и заботой, сквозившими во всем, от подстриженной живой изгороди и ровного газона до ярких цветочных клумб, наш производил чахлое впечатление. Проплакав несколько минут, я, обойдя вокруг дома, вернулся в прачечную и продолжил работу. Когда все до последней тряпки было вынесено, я побрызгал пол «Хлорином», вылив сразу полбутылки, отдраил его шваброй и, смыв все из шланга, спустил воду в сливное отверстие. Затем я вылил на пол все зеленое мыло и вымыл снова, на этот раз тряпкой. Еще раз полив все из шланга, я решил, что пока достаточно, и вновь вернулся в кухню. Ингве отмывал шкаф изнутри. Гудела включенная моечная машина. Рабочий стол был прибран и уже помыт.

– У меня перерыв, – сказал я. – Не хочешь составить мне компанию?