Их с Яном Видаром училище находилось в одном квартале от того дома, в котором сейчас мы с Ингве сидели в ожидании. С тех пор я почти не бывал в этом городе, не считая нескольких недель два года назад. Один год в Северной Норвегии, полгода в Исландии, с полгода в Англии, год в Волде, девять лет в Бергене. И за исключением Бассе, с которым я время от времени встречался, у меня здесь ни с кем не осталось связей. Самым старым моим другом теперь был Эспен Стуеланн, с которым я десять лет назад познакомился на отделении литературоведения в Бергене. Это не было сознательным выбором, просто так сложилось. Для меня Кристиансанн словно канул в пучину времен. Умом я понимал, что почти все, кого я знал в те времена, по-прежнему живут здесь, но чувств моих это не затрагивало: Кристиансанн перестал для меня существовать в то лето, когда я, закончив гимназию, распрощался с ним навсегда.
Муха, жужжавшая в окне с самого нашего прихода, внезапно устремилась вглубь помещения. Я проводил ее взглядом; она с жужжанием покрутилась под потолком, уселась на желтой стене, снялась с нее и, покружив рядом с нами, опустилась на подлокотник, по которому Ингве барабанил пальцами. Потерев передними лапками одна о другую, словно хотела что-то с себя смахнуть, она проползла несколько шажков, подскочила, взлетела, трепеща крылышками, и опустилась на лежащую руку Ингве, рука, разумеется, дернулась, и муха снова взлетела и принялась летать перед нами как заведенная. В конце концов она снова села на окно и принялась бестолково по нему ползать.
– Мы ведь даже не поговорили о том, как его хоронить, – сказал Ингве. – У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?
– В смысле – заказывать ли нам церковные или светские похороны? – спросил я.
– Например.
– Нет, я как-то не задумывался. Это надо решить прямо сейчас?
– Прямо сейчас мы не можем. Но скоро, по-моему, придется. За приоткрытой дверью вновь мелькнул молодой человек в пиджаке. Я вдруг подумал, что там они и держат покойников. Что приносят их туда, когда обряжают для похорон. Где же еще им этим заниматься?
Как будто услышав мои мысли, кто-то в комнате плотно закрыл дверь изнутри. И одновременно, словно двери в конторе были подключены к какой-то общей системе, открылась другая, напротив нас. На порог вышел полноватый мужчина в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью, в безупречном черном костюме и белой рубашке, и посмотрел на нас.
– Кнаусгор? – произнес он вопросительно.
Мы кивнули и поднялись на ноги. Он представился и по очереди пожал нам руки.
– Пойдемте со мной, – сказал он.
Мы прошли за ним в довольно большой кабинет окном на улицу. Он пригласил нас расположиться на стульях, стоявших напротив письменного стола. Стулья были темного дерева с черными кожаными сиденьями; стол, за который он сел, – широкий и тоже темный. Слева от него стоял лоток для бумаг в несколько ярусов, рядом телефон, в остальном столешница была пуста.
Впрочем, не совсем. С нашей стороны, у самого края стояла коробочка с бумажными салфетками «клинекс». Удобно, конечно, но до чего же цинично! При виде ее перед глазами сразу вставало все то множество людей, что проходит в слезах через этот кабинет в течение дня, и ты понимал, что твое горе неуникально и тем самым малозначительно. Коробочка «клинекса» давала понять: здесь обесцениваются и слезы, и смерть.
Он посмотрел на нас:
– Чем могу быть полезен?
Его загорелый второй подбородок темнел на фоне белого воротничка. Седые волосы гладко лежали на голове. На щеках и подбородке проступала темная тень. Черный галстук не болтался на шее, а покоился на круглом животе. Он был полный, но в то же время подтянутый, а не бесформенная квашня, весь – воплощенная корректность, плюс уверенность и спокойствие. Мне он понравился.
– Вчера умер наш отец, – сказал Ингве. – Мы хотели узнать, не возьмете ли вы на себя заботы о практической стороне. Похороны и что с ними связано.
– Да, – ответил похоронный агент. – В таком случае я сейчас для начала заполню бланк.
Он выдвинул ящик письменного стола и достал лист бумаги.
– Мы уже обращались к вам, когда умер наш дедушка. У нас остались самые лучшие впечатления, – сказал Ингве.
– Я помню, – сказал похоронный агент. – Он был аудитором, верно? Я был с ним хорошо знаком.
Взяв со стола ручку, которая лежала рядом с телефоном, он поднял голову и обратил взгляд на нас.
– Мне нужно получить от вас кое-какие сведения, – сказал он. – Как звали вашего отца?
Я ответил. Ощущение было странное. Не потому, что он умер, а потому, что я столько лет не произносил этого имени.
Ингве посмотрел на меня.
– Нет, – начал он осторожно. – Он же несколько лет назад сменил фамилию.
– Ах, я и забыл, – сказал я. – Ну конечно же.
Эта дурацкая фамилия, на которую он поменял прежнюю.
Какой же он был идиот!
Я опустил глаза и поморгал.
– У вас есть его личный номер? – спросил агент.
– Нет, к сожалению, – сказал Ингве. – Но родился он семнадцатого апреля 1944 года. Как там дальше будет его номер, мы потом уточним, если нужно.
– Хорошо. Адрес?
Ингве указал адрес бабушки. Затем взглянул на меня.
– Хотя, возможно, официально у него значился другой адрес. Умер он у своей матери. В последнее время он жил у нее.
– Это мы уточним сами. Мне нужны также ваши имена. И контактный телефон.
– Карл Уве Кнаусгор, – сказал я.
– И Ингве Кнаусгор, – сказал Ингве и дал ему номер своего мобильного.
Записав его, агент положил ручку и снова посмотрел на нас:
– Вы уже подумали, какие у вас будут пожелания насчет похорон? Когда вам удобно, чтобы они состоялись и в какой форме вы желаете их провести?
– Нет, – сказал Ингве. – Об этом мы еще не успели подумать. Но ведь обычно, кажется, похороны проводят через неделю после смерти?
– Обычно да. В таком случае вам, может быть, подойдет в пятницу?
– Да-а, – сказал Ингве и взглянул на меня. – Что ты скажешь?
– Пятница вполне подойдет, – сказал я.
– Ну, предварительно так и запишем. Что касается практических вопросов, то мы можем встретиться еще раз, так ведь? В таком случае, если похороны будут проходить в пятницу, я попросил бы вас подойти в начале следующей недели. Может быть, в понедельник. Вам это подходит?
– Да, – сказал Ингве. – Лучше пораньше.
– Пожалуйста. Вас устроит в девять?
– Вполне. Значит, в девять часов.
Похоронный агент записал это в свой журнал. Закончив писать, встал:
– Итак, мы всем этим займемся. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, то просто позвоните. Можно в любое время. Во второй половине дня я уезжаю на дачу и пробуду там все выходные, но я беру с собой мобильник, так что можете звонить когда угодно, не стесняясь. До понедельника.