Будь Жегорт - читать онлайн книгу. Автор: Ирена Доускова cтр.№ 11

Все действительно было плохо. Сначала Валова побелела, потом покраснела, потом начала читать. Она заикалась как никогда, ее было вообще не понять. Она прочитала только две строфы из шести, но это длилось так долго, будто их было двенадцать.

Потом все как-то закончилось, не знаю как. Я к тому моменту закрыла глаза и, чтобы поднять настроение, вместо Валовой на сцене представляла себе казнь рыцаря Далибора из Козоед. Получалось хорошо. Военные барабанили, барабанили, и один грязный оруженосец заставил Далибора встать на колени и положить голову на плаху.

– Бедняга! – вздохнул Гонза.

Я открыла глаза.

– Мне тоже его ужасно жалко, – сказала я и заметила, что Гонза меня не понял. – Ну пока, мне пора на соревнования, – я решила не объяснять, что я представляю в голове, раз ему не понравилось тогда с муравьями.

Начался забег на пятьдесят метров. Всегда по пять человек. Сначала девочки. Мальчики стояли вдоль дорожки и покрикивали. Когда подошла моя очередь, они заорали: «Давай, Мобидик!» И я подумала, что если прибегу хотя бы предпоследней, то Далибора еще могут помиловать. Но, наверное, не надо было ни о чем думать. Я упала, как только разогналась. Разбила коленку, ободрала ноги, руки и голову. Наверное, очень сильно, потому что прибежали учительницы и усадили меня на траву. Как раз рядом с тем кустом, у которого ходила Валова. Я сидела на земле и смотрела, как у меня отовсюду течет кровь и что в ноге у меня дыра, а в ней щебенка. В общем, я была довольна, потому что знала, что уже не придется ни бегать, ни прыгать. Вокруг летали мухи и жужжали как умалишенные. Я думала, они одурели от моей крови, а потом обернулась и заметила, что тот куст за мной весь в рвоте. У меня сильно закружилась голова, и я, кажется, потеряла сознание, потому что потом пани учительница Верецкая смотрела на меня странно сверху и откуда-то издалека звала: «Соучкова, что с тобой? Вставай! Ну же! Очнись!» А потом она сказала другим учительницам: «Девочки, она шлепнулась. Что будем с ней делать?»

Но это я уже слышала довольно хорошо и села.

– Ну наконец-то! – сказала она. – Слушай, Соучкова, отправляйся домой, но по пути зайди к врачу, хорошо? А пойдет с тобой… вот Валова, на случай, если тебе снова станет плохо.

Я подумала, что будет намного хуже, если Валовой снова станет плохо, но главное, мы могли уйти.

Мы потихоньку пошли через площадь к поликлинике. Это немного портило радость.

– У меня уже даже ничего не болит, может, нам туда не ходить?

– Так нельзя, раз товарищ учительница велела, мы должны идти.

Валова даже не взглянула на меня. Только все смотрела на свои ботинки, и казалось, что она вот-вот заплачет. Я поняла, что ничего не получится.

В поликлинике врач помазал мне колено мазью, забинтовал его и еще сделал укол от столбняка. Ничего страшного. Я боялась, что он захочет меня побрызгать перекисью, как делает Каченка, а после этого болит намного сильнее.

Когда я вышла из кабинета, Валова сидела в коридоре и рассматривала свои подошвы. Потом сразу встала и опять пошла со мной. Здена говорит, что отец сильно лупит Валову, они соседи.

– Я сейчас в театр иду, хочешь со мной?

Она помотала головой.

– Пойдешь домой? Или куда?

– К маме, – сказала Валова.

Ее мама преподает у дурачков в коррекционной школе, поэтому она очень строгая.

– Слушай, давай зайдем в костел, – сказала я, потому что мы как раз шли мимо.

– А что там? – спросила Валова.

– Как что? Скульптуры, картины, Бог, цветные окна, разное… А что, ты никогда там не была?

Она опять смотрела на ботинки.

– Тогда пойдем посмотрим, там правда очень красиво.

– Я не могу. Папе туда нельзя, потому что он военный, а мне нельзя, потому что он мне запретил.

– Не будь трусихой! – сказала я.

Валова начала краснеть, и я вспомнила про тот куст в рвоте.

– Тогда пойду одна. Если хочешь, подожди меня здесь.

Я только чуть-чуть понюхала воздух в костеле и еще помолилась: «Боже, я раздавила твоих муравьев, а ты мне за это разбил колено, пожалуйста, больше не сердись».

На ступенях костела прыгали три мальчика-цыгана и одна девочка и играли в индейцев. Самый большой держал ножницы и надрезал всем снизу майки, чтобы была такая же бахрома, как у индейцев. Валова ушла.

– Я Рибанна! – кричала девочка и придерживала за ушами две длинные косы. Но не свои, а такие белокурые, с красными божьими коровками на кончиках. Я ушла довольно быстро, хотя нога болела сильно.

Я все время думала о том, что́ Валова сделала Богу такого ужасного. У театра я немного замешкалась, потому что вдруг поняла, что когда Каченка увидит меня, то либо испугается, либо отругает, либо и то и другое. Доктор обмотал мне колено, конечно, но вообще-то я вся в крови. Я решила посидеть на скамейке перед входом и немного, как говорит закопская бабушка, оправиться.

На скамейке уже кто-то сидел. Это была Беренчичева, я не знала ее имени, потому что она новенькая в театре. Я села рядом и поздоровалась, но она что-то записывала в маленькую книжечку и не обратила на меня внимания. Я тоже хотела ее не замечать, но нужно было вытереть пятна платком, которого у меня не было, и тогда я сказала:

– Пани Беренчичева, не могли бы вы одолжить мне платок? Я не буду в него сморкаться, он мне нужен для крови.

Беренчичева перестала писать и взглянула на меня.

– А то меня отругают, – сказала я.

– Ты меня знаешь? – спросила она.

– Нет, но знаю, что вы пани Беренчичева, наша новая актриса. Я ведь тоже из театра и меня зовут Хелена Соучкова, как Каченку, но фамилия папы Брдёх.

– Понятно, – сказала Беренчичева, – они, кажется, ничего.

– Ну да, я тоже так думаю, – сказала я.

– Слушай, я не замужем, так что никакая я не «пани». Можешь называть меня Йоланой и говорить мне «ты».

Она говорила со мной, но опять уже что-то писала.

– Йолана, а что ты пишешь?

– Завещание, – сказала Беренчичева, спрятала записную книжку и закурила.

– Что это?

– Это такая бумага, где написано, кто что получит, когда ты умрешь. Например, кому достанутся твои игрушки и остальное.

– Ну, наверное, Пепичеку или Соне Кучеровой – это моя двоюродная сестра, но я ее не очень люблю, потому что она глупая.

– Вот видишь, именно поэтому я и пишу. Чтобы после меня что-то не досталось тому, кого я не люблю.

– А ты умрешь?

– Ты тоже, все умрут. Только никто не знает ни день, ни час.

Я хотела сказать, что я же еще маленькая, но подумала, что иногда-то мне кажется, что я довольно большая. Так что я промолчала. Но она все равно поняла: