Самоходчики  - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 89

С немецким населением встречались?

В основном, их всех заставляли уезжать, когда Красная Армия наступала. Но некоторых встречали, разговаривали нормально, без жестокости. Нам разрешалось каждый месяц высылать посылку на двенадцать кило — что хочешь ложи и высылай. Главное, где мешок взять? Так ходили, искали немцев, чтобы пошили мешок. Вот в Пилграмдорфе мы стояли несколько дней, так там остались мать, дочь и дед. Мы у них мешковину брали, а в другое село ездили мешки шить — там остались две дочери и мать. Так вот они шили нам мешки для посылок. А потом иди в магазин, бери что хочешь и сколько хочешь. Никого же нет — ни продавца, ни охраны. Зашил посылку, отправил и все.

Чем питались на фронте? Алкоголь употребляли?

Паек все время был. Ну и в Германии, когда хотели, то шли в погреб и брали — ветчину, окорок, все что хочешь. С питанием проблем не возникало. А когда закуска есть, то надо же и что-то выпить. А нам давали водку только перед наступлением, а когда отдыхаем — не дают. Так наши механики-водители придумали одну вещь. У нас на самоходках стояли два бензиновых мотора, и когда зимой заливали бензин, то в него попадала вода. И на бензине с водой машина плохо заводилась, потому что вода в бензине не растворяется. Тогда начали давать 50 % спирта и 50 % бензина, оно немного помогало. Так хлопцы что делали? Берут ведро, наливают эту смесь и поджигают. И оно долго горит, но сначала выгорает бензин, а спирт не выгорает. Красным пламенем горит бензин, а как только начинает гореть синим пламенем, они телогрейкой — раз, и накрыли. Потом идем в подвал, а в подвале у немцев — и варенье такое, и варенье сякое, и закрутка такая, и сякая, и все что хочешь. Немцы же уходили на запад, оставались какие-то старики, но в основном Гитлер всех выгонял, не оставлял на месте. А все эти заготовки оставались у каждого в подвале. И вот мы берем полведра варенья, наливаем туда спирта — разболтал-разболтал и готово. Взял, выпил рюмочку и отрыжка бензинчиком. Вот такой ликер! Как только где-то стали, сразу выгоняем себе ведро. Разлили по посуде, выпили. Тут же кабанчика пристрелили — вот тебе сало, мясо. Пиво немецкое пили на пивзаводе. Как-то сидели, отдыхали, а я говорю своим: «Пошли попьем пива. Вон хлопцы уже ходили». Пошли на пивзавод, а там стоял огромный-огромный чан с пивом, в четыре моих роста высотой. Мы в него постреляли, поделали дырки, взяли канистру, набрали пива, а потом в дырки колышки позапихивали, чтобы оно не вылилось из чана. Хорошее оказалось пиво. Правда, мы брали из того чана, где еще не полностью готовое было, молодое.

Вы полгода были на фронте. Что можете сказать о потерях бригады за это время?

Нам такого не сообщалось. Никто ничего не говорил, и я ничего не могу сказать. Были потери, я видел, как подбивали наших, но сколько всего погибло экипажей — не знаю. Автоматчики тоже погибали, но не так много, как у танкистов. Наверное, это из-за того, что танки все-таки шли первыми, а мы немного сзади.

Какая была основная задача автоматчиков?

Охранять машину. Если вдруг ночью где-то остановились, то они должны охранять. Из экипажа три человека отдыхают, а один дежурит вместе с одним автоматчиком. А в бою они стреляли прямо с брони, но если машина вставала, то они спрыгивали с брони, ложились на землю и дальше стреляли.

От немецкой авиации несли потери?

Это очень редко. Бомбы падали, но в машины не попадали — все около да около. Но в результате взрыва могло повредить самоходку или гусеницу.

Сразу после войны отправили меня в госпиталь. Сначала пару дней лежал в Лейпциге, в бывших немецких госпиталях, а потом загрузили нас в санитарные вагоны и поехали в Грузию, в Боржом-Ликани. По дороге в Украине, в России нас встречали очень хорошо — оркестром, музыкой, люди дарили цветы. В Грузию я приехал где-то в середине мая и лечился три месяца. И оттуда уже демобилизовался и приехал в Киев.

Когда нас везли в Грузию, то в поезде ехали две медсестры. Так вот одна из них, Леля, влюбилась в меня. Потом нас в Тбилиси привезли, выгрузили — ну и все, распрощались. Но любовь вот такая сильная была! А потом она привезла раненых второй раз и пришла ко мне в палату, представляешь? Побыла со мной день-два, а потом поехали в Тбилиси сажать ее на поезд. Приехали на вокзал, а ее поезд уже ушел, и она осталась. Ну что, стоим переживаем — это же самоволка, дезертирство! Потом через окно всунули ее в другой поезд, кое-как она влезла в этот вагон и все-таки догнала своих в Ростове. И на этом все, потеряли связь и больше не встречались с ней, и писем не писали.

После госпиталя приехал в Киев, уже демобилизованный. Дома делали операцию на руке, но не помогло ничего. А тут приезжают ребята из моей бригады и говорят: «Нас перебросили в Дрогобыч, бригаду переименовали в полк и дали тяжелые самоходки с пушкой сто двадцать два миллиметра». Вот они из Дрогобыча и приехали в Киев меня проведать. И так получилось, что забрали меня с собой. Они там в Дрогобыче жили на квартире, ну и я с ними. А почему забрали — я ведь в Киеве начал хулиганить. Ну, пацан, знаете как? Фронтовик, танкист-гвардеец приехал, все разбегаются. Так моя мама покойная хлопцам сказала: «Заберите его, ради Бога, да присмотрите за ним». Вот они и забрали.

Приехали в полк, и там мне на офицерском собрании вручили второй орден Красной Звезды (первый дали еще за Ченстохов). А я получил орден, отдаю честь: «Служу Советскому Союзу!» И делаю поворот не через левое плечо, а через правое. Слышу шумок в зале — офицеры шепчутся. А я просто забыл и все.

Когда я туда приехал, то пришел командир полка, Кочин Николай Яковлевич, и очень обрадовался мне. Я ему рассказал, какие у меня операции были, а он говорит: «Знаешь, что? Давай пошли это все к чертям. Поезжай во Львов, полежи в госпитале месяца два-три, полгода полежи — сколько нужно. Оно тебе надо, вот это все? А там кормят, одевают, лечат. Чего ты?» Написал записку начальнику медсанчасти бригады, а тот уже написал мне направление во Львовский госпиталь. Хлопцы привезли меня поездом во Львов и сдали на улицу Курковую. Там два корпуса госпиталя — верхний и нижний, я в нижнем лежал. А рядом очень красивый собор Кармелитский и ореховый сад.

Какая обстановка была во Львове?

Ой, бандеровцев — ужас. Днем тишина, а ночью действовали. Вот в Дрогобыче вообще тихо было и днем, и ночью, никого не трогали. Я там как-то ночью шел от вокзала километра три до частного домика — мы у поляков жили на квартире, у Войцеховских. Иду, а вдоль железной дороги в ряд горит что-то, как костры. Я заволновался, а это, оказывается, старые газовые трубы травили, газ из них выходил и горел.

Атак по улице нигде никого нет, все тихо и спокойно. А во Львове бандеровцы ночью поджигали заправки, разные склады, особенно военные. Жутко шкодили. А днем сидели по схронам, по квартирам. Но меня никто из них не трогал, интереса ко мне не было никакого. И на госпиталь нападений не было — они больше на милицию, на НКВД нападали. Советский Союз пытался установить там надежную советскую власть — присылали надежных коммунистов, ставили их на должности в горсоветы, в военкоматы, в поликлиники, учителями назначали. Вот бандеровцы и убивали их. Вот прислали кого-то, через три-четыре дня смотришь — труп. Потом специально создали «ястребков» — такие войска при НКВД, из местных призывников. Их призвали, надели на них эту форму и вперед. Одно время, в 1946 году, со мной в палате во Львове лежало два «ястребка» — были ранены в боях с бандеровцами.