Самоходчики  - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 87

Что преподавали в училище?

Учили, как нужно воевать — тактика, огневая подготовка и все прочее.

Как считаете, Вас хорошо подготовили?

Да, конечно! Подготовка была высокая, хорошая.

Обучались на танках?

Ну да! На Т-34. А осенью 1944 года выпустились. Вот, смотри, мы втроем с товарищами сразу после выпуска: слева — Ямпольский Ефим Давидович (киевский еврей), а справа — Купчин Лев Ефимович (тоже киевский и тоже еврей). А по центру — я. Мы всегда вместе держались, и на фронт попали не только в одну бригаду, но и в один взвод — командирами самоходок.

После окончания училища нас направили в Нижний Тагил. Получили машины и на фронт — в Польшу, на 1-й Украинский. Я попал командиром самоходки СУ-76 в 8-ю самоходно-артиллерийскую бригаду 5-й гвардейской армии. Экипаж мне дали опытный, они уже воевали до этого: Герасимлюк Пашка, из Полтавы — водитель, Ченстоховский — наводчик, и пожилой заряжающий, он же и радист (фамилию не помню). И еще на броне два автоматчика (на каждую машину давалось по два человека).

Как Вас принял экипаж?

Хорошо приняли, как своего! В экипаже дружба — это самое главное и никаких разговоров! Причем не только экипаж был дружный, а и все остальные. Вот когда меня назначали дежурным бригады, так я расставлял посты, ночью ходил с автоматчиком и проверял эти посты. И никаких вопросов не возникало. Мы все держались друг друга, понимали друг друга, дружили между собой. Командир танка, командир санчасти, командир взвода, командир автороты — ну все свои!

Помните первый бой?

Не помню. Оно все как будто затуманилось. Вот только впечатление осталось, что поднимаю глаза на небо, а оттуда бомбы летят в речку. И немцы летают, а наших самолетов почему-то нет. Мои первые бои были перед переходом границы с Германией. Ченстохов брали с моим участием — его наша бригада взяла, за что и получила название «Ченстоховская».

Слева направо — Ефим Ямпольский, Анатолий Пашукевич, Лев Купчин. Саратов, октябрь 1944 года.

Сильные были бои за Ченстохов?

Ну как сильные? Сначала ведь идет мощь, артподготовка, потом танковая атака, а потом уже подчистка пехотой. А нас, самоходчиков, немножко приберегли, потому что кроме атаки, нам нужно стрелять еще и с закрытой позиции, при артподготовке. Но артподготовка — это кошмар! Это кошмар! Все летит туда, все стреляет туда. И что еще интересно, вот эти ракеты, которыми «катюши» стреляют — они в деревянных обрешетках. А когда зима, то оно там примерзает, и ракета прямо с этими рейками летит. Понимаешь, они в «катюшу» прямо так и ставили, потому что там некогда разбирать. И вот оно летит и летит, все небо черное от этих ракет, от снарядов. И самоходки ведут огонь — нам дают данные для стрельбы, и мы по ним стреляем.

Вы умели стрелять с закрытых позиций?

Ну а как же! Буссоль (вертикальная наводка) и панорама (горизонтальная наводка) — это два прибора для артиллериста. Вот по ним и наводили. Иногда наводчик стрелял, а иногда я сам. И немцы в ответ стреляли, ого-го! Но они стреляли уже потом, потому что мы артподготовку делали внезапно. А когда наши отстрелялись, то они уже себя раскрыли, понимаешь? А немцы засекают и в ответ бьют. А иногда бывало такое — наша разведка установит, что, например, в четыре часа немцы будут атаковать, и в полчетвертого уже наши шуруют, чтобы предупредить, разбить все, что приготовили немцы для наступления.

Короче говоря, немцев мы обстреляли, а выбивали их из Ченстохова, в основном, танкисты с пехотой. А дальше пошли в Германию, много разных поселков взяли — Ульбердорф, Пилграмдорф… Ты понимаешь, когда я приехал из госпиталя, то потерял свою сумочку, где — не знаю. Там была карта, и на ней все намечено, весь мой путь. А сейчас уже почти все вылетело из головы, но десяток названий я помню. Ну, везде то же самое — вперед, вперед, вперед. Но ты понимаешь, оно как будто рывками шло — когда прорыв, тогда идут и танки, и самоходки. А когда к наступлению готовимся, то собираемся, заправляемся, укладываем боеприпасы. Атак, чтобы каждый день в атаку идти — такого не было. Потому что часть в атаку сходила, и уже потери большие. И вот тогда нас отводят, и идет пополнение — добавляются танки, самоходки, машины, люди, вооружение добавляется, боекомплект. Опять все это дело формируется, и часть готова к новому наступлению. Ну, и если на нас нападение какое-то, то тогда конечно, мы отвечаем.

В ночных боях участвовали?

Нет. Если тихо, никто не тревожит, то старались никуда не встревать. Зачем тратить живую силу, ради чего? Выставляли часовых и ложились спать. А спали или под машиной, или в домах. В Германии, например — в домах, все ведь было свободно. А в Польше некоторые даже приглашали нас — заходи в дом и все.

А как вообще поляки принимали?

Поляки? Не очень. Как-то недружелюбно к нам относились. Они тогда понимали, что мы — это оккупация.

Передвигались, в основном, по дорогам — в Германии магистрали очень хорошие. Такие трассы, что самолеты на них садились! Вот стоишь перед наступлением в одном месте, потом переезжаешь на другое место, и там то же самое — на дорогах асфальт, на фермах все из бетона до самой последней клуни, до последнего сарая, все заасфальтировано.

А вокруг поля — чисто, аккуратно. Переночуем где-нибудь на ферме и дальше едем. Ну иногда застревали, не без того, как говорится. Но это все быстро решалось — если один застрял, то другой подъехал, зацепил и вытащил. А речки переезжали по мостам, если немцы не взорвали. А если взорвали, то наши саперы наводят переправу, а мы стоим ждем.

Когда подъезжали к мосту, то как-то рассчитывали его грузоподъемность?

Ну как? «Выдержит?» — «Выдержит!» — «Давай, поехали!» Вот и все решение. Никто же тебе не будет рассчитывать вес, грузоподъемность. Да и там такие мосты капитальные — выдерживают все что хочешь.

Когда зашли в Германию, один случай у нас был. Поехали мы в город Лигниц, в госпиталь, проведать шофера командира бригады — его легко ранило. Проведали и едем назад, в машине начальник медсанчасти бригады, водитель и пару хлопцев, в том числе и я. А машина санитарная, американская — «додж три четверти». И за руль сел начальник медсанчасти, захотелось ему порулить, а шофер рядом сидит. А сзади идет колонна «студебеккеров» и нас обгоняет. Мы посторонились немножко, а задний «студебеккер», видно, отстал. Наш водитель уже выравнивается на шоссе, а этот задний пытается догнать свою колонну и как даст в нас! Мы два раза перевернулись! Ё-моё! Кое-как вылезли из машины… Кто там ехал по дороге, помогли — подняли машину, поставили. Пошли там рядом в фольварке сняли пару дверей с сараев, подложили, вытолкали — завелась. Ну, там что-то поцарапалось, погнулось — это понятно. Едем дальше. Подъезжаем уже к бригаде, начальник медсанчасти говорит: «Если, зараза, хоть кто-то слово скажет, что мы перевернулись — застрелю!» Утром машина как стеклышко! Наши хлопцы всю ночь работали — выровняли, выгладили, выкрасили, и она стоит, как новенькая. Вот такие фокусы. Да все что хочешь бывало!