Самая страшная книга. Призраки - читать онлайн книгу. Автор: Максим Кабир cтр.№ 79

– Кто тебя укусил?

– Мертвая чухонка. Душу мою украла, где была душа – лютый голод.

Кержин вдруг понял, что солдат стоит гораздо ближе, чем раньше. И таращится алчно.

– Я за ними третий день слежу. Их здесь много. В норах спят, а по ночам мессу служат в амбаре. И поп у них свой. Я истреблю их. Каждому кол припас, сдюжу нечистого внутри. Перестану человеков губить.

Теперь солдата отделяла от Кержина сажень. Подули ненастные сиверки, набухли тучи. Избы скрипели от бешеной непогоды, ветер хлестал перепончатыми крылами.

– Не подходи! – приказал следователь.

Губы Андрона разомкнулись. Под ними скрывались острые и тонкие зубы, не звериные, как воображал Кержин, скорее рыбьи, полупрозрачные зубы мурены.

«Значит, правда», – подумал следователь и выстрелил. Кровосос прыгнул, оскалившись. Сбил с ног. Колючий дождь вспенил лужи, затараторил по крышам изб.

Кержин, придавленный громоздкой тушей, трижды пальнул в упор. Свинец прошил плоть чудовища, но не разъял хватку. Когти погрузились под ребра следователя, адская боль скрутила. Он зарычал в отчаянной попытке столкнуть врага.

Зубы опускались к беззащитному горлу. Капала слюна. Вспучившиеся жилы извивались, и личина убийцы выгибалась.

Кержин напрягся и слепо, из последних сил, ударил коленом. И револьвером одновременно – всадил в брюхо ствол как нож.

«Нож!» – осенило.

Он вынырнул из-под замешкавшегося солдата. Кинулся к реке. Стиснул оброненный дружком Амалии нож. Оглянулся.

Улица была пуста. У домов… мерещится, что ли? У домов стояли люди.

Враг напал со спины, гортанно заревев. Когти располосовали сюртук и лопатки. Словно лавой брызнуло. Следователь чиркнул ножом. Солдат увильнул от лезвия. И налетел как вихрь.

Они свалились в грязь. Когти терзали плечо, но высвободившейся рукой Кержин бил снова и снова, вгонял сталь в шею и в скулы. Синеватые жилы струились под шкурой врага, устремлялись к ранам подобием швов, толстых выпирающих узлов.

Солнце кануло за лес. Студенистый туман наполнял деревню. Вязкий, цвета овсянки. Он кишел тенями, какими-то людьми, женщинами в древних домотканых платьях и мужчинами в лохмотьях.

Гости… нет, хозяева… тянулись к дерущимся.

Изловчившись, Кержин ткнул солдату в щеку. Нож прошел насквозь и застрял. Зубы клацали о лезвие. Жгуты шевелились на морде.

Убийца вскочил, затравленно озираясь. Со всех сторон к нему крались люди, химеры, порождение топи. Желтые глаза сверкали.

Андрон Козмин вырвал нож из щеки и стал рубить им воздух, но пыльные лапы обезоружили. Схватили. И уволокли во мглу, истошно кричащего.

Избы изрыгали мертвецов. Из гнезд в подполе карабкались они и принюхивались.

Окровавленный Кержин забыл молитвы. Ни строчки из Левита или Иезекииля. Белые страницы. Белые разложившиеся лица.

Осознавая тщетность борьбы, он сжал кастет.

Внезапно люди отступили, зашушукались.

– Се патриарх идет, – прошелестел подросток.

Из тумана материализовался высокий худой мужчина в долгополом кафтане. Синее сукно было расстегнуто до впалой грудины. На волосяной веревке висел деревянный крестик. Кожу вокруг креста испещрили волдыри и гнойные язвы. Обыкновенная деревяшка заставляла ее тлеть, будто мужчина носил на веревке раскаленное железо.

– Не бойтесь, – сказал патриарх.

И страх испарился как по щелчку. Боль притупилась. Свет желтых глаз оплел, убаюкал.

Ссохшееся лицо патриарха усыпали надрезы, из них торчали черные неподвижные жгутики. Сливались с задубевшей бородой.

– Меня зовут Симон Грешник. Я глава Краакенского прихода. Тебе ничего не угрожает.

Кержин смотрел на священника и его паству, на крестики, которые причиняли ужасные страдания, но и сдерживали голод.

– Ежели ты ищешь сокровищ, их нет и не было. Мы живем молитвой… – он замолчал.

– И постом, – вразнобой проговорили существа.

Патриарх кивнул удовлетворенно.

– Я не сокровищ искал, – произнес Кержин, обретя дар речи. – А того, с кем сражался. Он убивал и пил кровь.

– Кровь, – повторил патриарх задумчиво, и жгутики конвульсивно дернулись, в глазах полыхнула память о прошлом. О чем-то более извращенном, чем фантазии маркиза де Сада, более откровенном, чем порнографические картинки, ces petits colifichets. Жестоком, как ледяной ветер над болотами. Настолько ярком, что даже наводнение и смерть не высеяли из червивых мозгов. Полыхнуло и погасло, и жилы-жгутики обмякли.

– Мы спиливаем зубы, – сказал Симон Грешник. – Читаем книгу. Облачаемся в вериги. Добиваемся милости Божьей смирением…

– И постом, – отозвалась паства.

– Но он утверждал, что его укусили, – сказал Кержин. И спросил себя тут же, не слишком ли осмелел в компании мертвых прихожан?

Патриарх сказал негромко:

– Сестра с пошатнувшейся верой. Она уже наказана. Почва наша болотиста, и семена веры взрастают не быстро.

– Солдат…

– Не переживай о нем.

Сказано это было таким тоном, что Кержин поостерегся перечить.

– Грядет свирепая зима. Бог послал заблудшего ягненка, дабы мы пережили ее. Нам нужно молиться за убиенных, наших и ваших. Прощай.

И священник пошел к рокочущим волнам Вуоксы. Паства плыла за ним, словно нанизанная на шелковины тумана.

Кержин открыл рот.

– Не искушай, – донесся до ушей шепоток патриарха.

Он запалил керосинку и убедился, что раны не смертельные. Перебинтовал плечо рукавом рубахи.

Мысли путались.

«Не был ли поп и его орава плодом обморочного сна?»

Он пригнулся и различил следы на дороге. Отпечатки ног, ведущие к амбару.

«Одним глазком», – пообещал себе Кержин.

Ветер теребил волосы, впивался незримыми клешнями. В лодках у кромки воды ютились крысы. Мглистые витки ползли по берегу, по каменной стене. Тяжелая губчатая дверь амбара была чуть приотворена, и на песок падали блеклые отсветы.

Кержин решил, что свечи необходимы для молитвы, а не для странной жизнедеятельности тех, кто прекрасно ориентируется во тьме.

Он заглянул в амбар.

Существа трапезничали, и пищей был Андрон Козмин. Он корчился на возвышении-алтаре. Но не кричал, лишившийся языка и голосовых связок. Ловкие крючковатые пальцы рвали мясо, выдирали гроздьями мышцы и шматы жира. Осколки костей белели в багровом месиве. Чавкали беззубые рты, лопались сухожилия, хрустел позвоночник. Какая-то взлохмаченная старуха отгрызла солдату палец и использовала его как ложку. Вычерпала ногтем глаз из глазницы и причащалась урча.