Красные камни - читать онлайн книгу. Автор: Влад Савин cтр.№ 71

— Тише, тише! — усмехнулся комиссар — кричать не надо.

— Я не хочу, чтобы они снова дошли до Москвы — сказал Линник — и хочу вернуться в свой, освобожденный Харьков.

— Ну, вот и славно, — ответил комиссар — а теперь, слушайте меня внимательно. Все наши достижения, все примеры наших революционеров, решения съездов — все это… конечно, правильно и важно. Но большинству наших бойцов, если уж начистоту, глубоко плевать, за что повесили Перовскую и куда долетел дирижабль 'Осоавиахим'. Люди в большинстве живут другими вещами, они думают о том, как одеть и накормить детей, дадут ли на зиму дров, сколько нужно… Просто хотят жить… А уж советская власть и прочее — в той мере, в которой она это им обеспечивает. Потому, людям надо внушить, что, если мы не победим в этой войне, немцы придут к ним в дом. И это их дети будут рабами. А фашизм — это действительно страшно, уже поверьте мне, я знаю. Очень многое я успел повидать.

— Зачем тогда нужна политработа? — недоуменно спросил Линник — если это, людям ясно и так.

— Ясно всем, а вот решится встать и шагнуть под огнем, может не всякий — жестко ответил Гольдберг — и вот тут нужны я и вы, чтоб люди делали то, что им самим надо, в интересах их собственных, ваших, моих, всей Советской Страны. Они будут слушать вас, согласно уставу, как ваш рассказ про Парижскую Коммуну — но вот услышат, только когда увидят вас в деле. В бою, на марше — везде. Когда вы приказываете, "делай как я". Война всегда показывает, кто чего стоит — тут за бумажку не спрячешься. По крайней мере, на передовой. Хотите, чтобы люди шли за вами, за Советскую Власть — будьте впереди, будьте на виду. Не следует понимать эти слова совсем уж буквально — выскакивать вперед цепи, "ура-ура", ну если конечно обстановка не требует, а то погибнуть без пользы для дела и вреда врагу, это дело глупое. Такая вот должна быть, правильная политработа! ^[27]

Линник не забыл этого урока. И делал так, как сказал ему старый комиссар. Хотя в глубине души считал, что Валентин Иосифович не прав: ведь если подумать, воевать за свой дом надо было всегда, даже во времена татаро-монгольского нашествия, или позже, "за Веру, Царя, Отечество", да и в других странах тоже было такое — ну а где наш, советский, коммунистический дух? И разве наш, советский человек не должен ставить дело Партии, защиту СССР — выше, чем "собственный дом-пятистенок", и даже жизнь, свою и семьи? Но выбирать не приходилось — сейчас в дело шло все, что помогало выстоять и победить. Однако после с этим пережитками надлежало решительно бороться, чего не понимал Гольдберг — ну да, ему приходилось иметь дело с совсем иным человеческим материалом, ну а мы можем идти дальше вперед. И мы пойдем и пройдем — ведь нет такой крепости, какую не взяли бы большевики!

И когда кончилась война, выживший и заматеревший политрук Линник снова бросился в бой. И тут оказалось, что слишком многие, не только массы, но и ответственные товарищи, думают как Гольдберг, не желая меняться. Сначала Линник пробовал бороться открыто — и едва не был изгнан из Партии, "за перегибы". Что ж, такое было и прежде — как во времена Ленина прежние социал-демократии обуржуазились и разложились, так что пришлось основывать Партию нового типа. И петербургский "Союз борьбы", основанный Ильичом, насчитывал едва несколько десятков человек — однако из него выросла РСДРП, которая всего через двадцать три года победит в революции и возьмет власть. Линник впервые подумал об этом еще в сорок седьмом, но тогда не мог решиться, верность коммунистическому строю, даже с отдельными недостатками, сидела в нем слишком глубоко.

В сорок девятом вернулся Странник. Сумел разыскать его, Линника Сергея — а впрочем, Киев город не такой большой, как Москва. Был в штатском, о войне разговаривал сдержанно, намекая на дела, о которых посторонним лучше не знать. А затем сказал:

— А что ты думаешь о "новом курсе"? Победа, это дело великое. Строим сейчас много — тоже хорошо. Вот только, ты слышал наверное, иные уже почти в открытую, наш Советский Союз, "Красной Империей" называют. Командиров переименовали в офицеров, погоны вернули, об "исторических корнях" много говорят — Суворова героем объявили, хотя он пугачевское восстание давил. А дальше что — снова князьев-графьев введут, ради преемственности? И какой-то там, наверху — себя императором объявит? И будет все как до семнадцатого — так за что боролись? Нравится такое тебе?

И лишь под утро завершился тот разговор — из которого Линник понял, что есть в Партии те, для кого завоевания революции, не пустой звук. И что последуют перемены, очень скоро, или чуть попозже — а если не последуют, то значит, нас уже нет в живых.

— И появится в "Правде" очередная статейка о "разоблаченном уклоне". И нас грязью обольют. Но мы не предатели, а истинные коммунисты. А предатели, это как раз те, кто хочет "социализм в отдельно взятой стране".

Линник спросил — что он должен делать? И услышал ответ:

— Пока, готовиться. Сделать так, чтоб молодые не забывали великую Идею, ценили ее больше, чем собственную сытость. Отчего мы проиграли в двадцатые — да потому что молодежь была не с нами, на словах чтили, а для себя, чтоб жить хорошо, угнетения нет, гуляй, женись, учись, получай зарплату, а мировая революция когда-нибудь потом! Нас уже немного осталось, кто помнит семнадцатый — что будет, когда мы все уйдем? А молодые будут иметь примером других — видя лишь их прежние заслуги, а не разложившееся мурло сейчас!

Линник хорошо помнил, как те из заслуженных товарищей, чьи портреты носили на первомай, вдруг оказывались врагами, большими чем Гитлер (с которым тогда была дружба) и американские капиталисты (позже ставшие союзниками в войне). Но значит, и сейчас вокруг враги — учтем! Так появилась "Молодая Ленинская Гвардия", подпольная организация на вражеской территории — и Линник всю душу положил на то, чтобы вырвать из-под вражеского влияния, повернуть на истинный путь, хоть какое-то число юных, пока еще не испорченных пропагандой. Первые годы он видел цель лишь в распространении Идеи, чтобы когда в Москве начнутся перемены, поддержать их здесь. Но в пятьдесят втором Странник появился снова.

— Ваше выступление будет сигналом. Чтобы началось по всей стране. Большего сказать не могу, ты понимаешь. Вы не готовы вступить в бой с армией? А это неважно — имеет значение лишь факт вашего восстания, и пролитая кровь.

Когда его выводили, он увидел толпу молодежи, отделенную цепью солдат. Не толпу — строй, пусть и без ранжира, но где были его ученики, и университетские, и с заводов, в составе боевых звеньев-десяток, с оружием в карманах, и все остальные в массе были сочувствующими, раз пришли. Если они сейчас рванутся вперед, себя не жалея, то легко сомнут солдат. А дальше будет мясорубка, парк окружен еще войсками, и там не только грузовики, но и бронетранспортеры с пулеметами — но это будет как раз то, что планировалось, как велел Странник. Эта Ольховская дура, не понимала, что главное действие должно совершиться не там, в аудитории, а сейчас. Товарищи, вы видите, меня арестовали и везут на смерть!